— Читай, читай…
Настал день, когда он попросил сестру повернуть его на бок, и Сергей впервые увидел серые, глубоко запавшие глаза соседа.
— Как тебя зовут?
— Сергей Матыжонок.
— Откуда родом?
— Из Забайкалья. Под Читой я родился, на станции Карымской.
— А я Ефремов, старшина… Родом из Белоруссии… За сказки тебе большое спасибо, Матыжонок. Наверное, мы с тобой долго проваляемся… В эту палату с пустяковинами не приносят… Ты знаешь, Матыжонок, что это за палата?
— Нет.
— Последняя к изолятору, — улыбнулся Ефремов. — Или мест не было, или не надеялись уже на нас. Ты из какого полка?
— Из 875-го стрелкового.
— Наши соседи… Про 863-й ударный полк слышал? Нет? Как же… Вместе город Клин брали.
— Я недавно на фронте.
— Кто по специальности? — поинтересовался Ефремов.
— Пулеметчик. Был наблюдателем, подносчиком патронов… Ручной пулемет изучил…
— Много скосил гитлеровских гадов?
— Не умею, не получается… В штурмовой отряд записался… Обмоткой зацепился, накрыли… Сильные они. Немецкие лыжники нашего солдата украли… Ловушки ставят под мертвыми. Над пленными смеются… У них в блиндажах мы видели большие зеркала, кофейники, духи. А мы из консервных банок чай пили.
— Смотри-ка! Вот это да! — чуть усмехнулся Ефремов. — Ну, ладно, не надо об этом… Расскажи что-нибудь веселое, Матыжонок. О товарищах, про свою Карымскую… Твой отец где работает?
— На транспорте, составителем поездов.
— А я думал, паиньку зачислили в пулеметчики.
Ласкового внучонка, маменькиного сынка. Кофейники…
Раненый закрыл глаза.
— Рассказывай что-нибудь, Матыжонок… Лежать и молчать хуже всего. Говори, мне легче становится… А я потом о себе.
Сергей стал рассказывать различные истории, случавшиеся с ним в детстве. Ефремов изредка перебивал, улыбался.
— Значит, огурцы из чужих огородов воровал? И со мной был такой грех в детстве. Только мы все больше яблоки… Ну и как вы там? Мешками огурцы таскали?
Нет, с мешками никогда не ходили мальчишки Карымской на чужие огороды. Самое многое, если с десяток унесут. Произвести разведку, а потом подползти так, чтобы самый зоркий и чуткий сторож не увидел и не услышал, — вот главное. Ветки в фуражку втыкали, травой обвязывались. А потом с аппетитом поедали, может быть, один-единственный и очень горький украденный огурец, но чувствовали себя смельчаками, героями, видели завистливые взгляды робких сверстников, которые так и не осмелились забраться в чужой огород.
— И часто тебе приходилось ходить в разведку на чужие огороды?
