Все оказалось на удивление легко. Филипп быстро нашел нужный темп и выражение, а Линн и Крис вообще понимали друг друга с полуслова. Когда Филипп говорил о решении новобрачных уйти с работы (Уинфред был поваром, а Джиневра — продавщицей) и начать торговать цыплятами, зажаренными по рецепту Уинфреда на их новой кухне, текст предусматривал, что они берутся за руки и смотрят друг другу в глаза. Крис и Линн сделали это, но затем Крис непринужденно обнял Линн за плечи и привлек к себе так, словно подбадривал ее. Это было настолько естественно, что публика зааплодировала. Только Гарет нахмурился и сделал вид, что углубился в сценарий. Линн, ощущавшая и восхищение аудитории, и неодобрение брата, быстро отпрянула, но расстояние, разделявшее их с Крисом, не могло умерить биение ее сердца и острое желание, чтобы происходившее на сцене было реальностью.
Слава Богу, тут вмешался Фредди. Он на пару с другим студентом сделал очень дельное и разумное предложение. После долгих споров было решено разбить сцену на три части, в каждой из которых можно будет сыграть два явления с минимальной сменой декораций. Дабы избежать возни с установкой занавеса, решено было играть с ширмами, которые могли становиться практически невидимыми с помощью обратной подсветки. Фредди пообещал узнать, нельзя будет позаимствовать такие ширмы в университете.
В общем, первую репетицию можно было считать удачной. Во всяком случае, все ушли окрыленные. Но когда Крис стал вполголоса уговаривать Линн выпить с ним кофе или съездить поужинать, ей пришлось отклонить приглашение. Она знала, что Гарет не уйдет, пока не убедится, что ничего подобного не случилось. Трейси шепотом пообещал позвонить ей, прикоснулся губами к щеке и неохотно проводил Линн до машины.
Гарет подошел и удостоверился, что она едет домой, причем одна. Пришлось так и сделать. На обратном пути Линн сделала неприятное открытие. Она не рождена для тайных романов, даже платонических. Впрочем, кажется, Крис тоже не мастер на такие вещи. Отсюда следовало, что их отношения нужно поставить в какие-то рамки, и она решила поговорить об этом с ним, когда он позвонит.
Но он не позвонил. В десять часов он вошел в дверь, нервный, взволнованный, с волосами, еще влажными после душа. На нем были просторные темные джинсы, белые кроссовки и красная майка под гладким пуловером из синей фланели.
Крис сел на диван и сказал:
— Нам нужно поговорить.
— Согласна, — ответила Линн, опускаясь в кресло.
