Молодежь двигалась немного неуклюже, хотя некоторые оказывались достаточно смелыми и упорными, чтобы преуспеть в учебном бою. Парни следили за действиями друг друга, стараясь произвести благоприятное впечатление. Отдельные группы хихикающих девчонок, стоящих поодаль в тени хижин, увеличивали их желание покрасоваться и показать себя с выгодной стороны.
Корин покивал головой, украшенной бородой и густой, как у льва, гривой. Несмотря на холодною пору, он не носил рубахи, только кожаный фартук. Сильные руки кузнеца бугрились мускулами, на которых был нанесен узор из белесых шрамов. Немногие из них являлись отметинами от горячего металла из кузницы. Большинство было заработано в сражениях.
Сопение одного подростка привлекло внимание Корина, но кузнец не сразу повернулся к нему. Обернись он немедленно, его улыбку заметили бы все. Тот мальчик не нуждался в поощрении, однако Корин, вспоминая собственное детство, также не видел причин, чтобы препятствовать этому.
Наконец, он, не спеша, перевел взгляд в ту сторону. Напротив круга, где боролись молодые люди, его сын, Конан, подражал их движениям. Палка, которую его воображение преобразовало в прямой киммерийский меч, со свистом разрезала воздух. Вот мальчик увернулся и прокрутился вокруг своей оси. Затем он выбросил палку в ответном выпаде, нанося удар в горло противника. Еще поворот и тут же рубящий удар по нисходящей в голень. Потом палка, сжимаемая обеими руками, описала круг, и невидимый враг лишился головы.
Отец Конана пригладил бороду, пытаясь скрыть улыбку. Конан не копировал в точности молодых бойцов. Во всяком случае, текучесть его движений не походила на их угловатые перемещения. Там, где они казались медленными и робкими, он действовал стремительно и с уверенностью. Безусловно, в реальном противостоянии победа осталось бы за Конаном, тогда как они были бы легко повержены.
Гордость за сына начала распирать грудь Корина, но тут в ушах прозвучал слабый голос умершей жены. Ее тихие слова отозвались эхом в его черепе. По их следу пришла усталость души и боль, которая напомнила ему о старых ранах. Кузнец сделал суровое лицо, нахмурил брови и двинулся к сыну.
— Чем ты занимаешься, мальчик?
Конан замер, палка дрогнула и застыла в его руке, не закончив движение.
— Отец, я был…
— По-моему я послал тебя, Конан, собирать дрова. В кузнице становится холодно.
Мальчик показал на штабель дров:
— Но ведь я…
«Да, это удар в грудь Конана, но не в сердце» — подумал Корин и покачал головой:
