— На два слова, пожалуйста, — произнесла она.
Келли отступила к двери паба:
— Не могу. На работу опоздаю.
Энни открыла пассажирскую дверцу:
— Вы еще больше опоздаете, если сейчас же не поедете со мной.
Келли покусала губу, пробормотала что-то себе под нос и забралась в старенькую фиолетовую «астру». Энни понимала, что ей давно пора купить новую машину, но сейчас у нее не было на это ни времени, ни денег. Бэнкс предлагал ей свой «рено», когда к нему перешел «порше», но она отказалась. Во-первых, это был не ее тип машины, да и что-то в ней противилось тому, чтобы принимать Бэнксовы обноски, ей виделось в этом какое-то унижение. Скоро она купит себе новую машину, а пока «астра» исправно доставляет ее туда, куда ей нужно.
Энни поехала вверх по холму, мимо молодежного общежития, где двое полицейских еще проводили опросы, и вырулила на вересковую пустошь. Она остановилась на придорожной площадке рядом с каменными ступеньками. Энни знала, что отсюда можно пройти к старой свинцовой шахте: Бэнкс водил ее сюда, чтобы показать шахтный ствол, где однажды нашли труп. Сегодня утром тут было безлюдно; бушевал ветер, свистя вокруг машины, налетая на лиловый вереск и жесткую засохшую траву. Келли вынула из сумочки пачку «Эмбасси ригал», но Энни дотронулась до ее руки, сказав:
— Нет. Не здесь. Не люблю запах дыма, а окно лучше не открывать. Слишком холодно.
Келли убрала сигареты и надулась.
— Вчера вечером, когда мы разговаривали в пабе, — начала Энни, — мне показалось, что вы довольно остро отреагировали на то, что случилось.
— Ну а что, кого-то ведь убили. Ну, то есть для вас-то это, может, и нормально, но для нас тут — нет. Я была потрясена, вот и все.
— Мне показалось, это потрясение имеет отношение к вам лично.
— В каком смысле?
— Надо ли мне уточнять, Келли?
— Я не тупая.
— Тогда хватит притворяться. В каких отношениях вы были с покойным?
— Не было у меня с ним отношений. Он заходил в паб, когда хотел пропустить стаканчик, вот и все. Улыбка у него была приятная. Этого что, мало?
— Мало для чего?
— Для того чтобы расстраиваться, что он умер.
— Если вам трудно об этом говорить, простите, — продолжала Энни, — но это наша работа, и нам тоже не все равно.
Келли глянула на нее:
— Вы его ни разу не видели, когда он был жив. Вы даже не знали, что он существует, вот и все.
Верно, это была одна из странностей работы Энни: она частенько ловила себя на мысли, что расследует смерть незнакомых людей. Но Бэнкс объяснял ей, что в ходе расследования они перестают быть незнакомцами. Ты много узнаешь о них, в каком-то смысле становишься их рупором, потому что сами они больше не могут говорить за себя. Впрочем, она не смогла бы растолковать это Келли.
