Все три незаконнорожденных Писарро погибли насильственной смертью. Хуан умер от ран, полученных в битве. На Франсиско, уже старика лет шестидесяти пяти — семидесяти, напали вооруженные люди и убили в собственном доме. Гонсало, разгромленный во время восстания против наместника Перу, был обезглавлен. Три этих жестоких человека погибли, как и жили. Только заносчивый и высокомерный Эрнандо, старший и единственный законный сын Писарро, выжил — возможно, потому, что сидел в безопасности, в тюрьме в Испании, ожидая одного из тех испанских судебных разбирательств, в коих присутствуют все элементы вечности. Его держали в тюрьме двадцать лет. Очевидно, это было формальное заключение, поскольку ему позволили, пока он сидел в одиночке, жениться на своей племяннице, дочери Франсиско и инкской принцессы, — и через такой неприглядный союз продолжилась линия Писарро. Когда Эрнандо выпустили из тюрьмы, он был почтенным старцем девяноста лет. Все его враги и современники уже умерли, и его жалобы и печали больше ничего ни для кого не значили, ибо он принадлежал ушедшей эпохе. Говорят, старик дожил до ста лет.
Я взобрался по улочкам старого города и при свете спичек разглядел фигуру коленопреклоненного рыцаря в церкви Санта-Мария де ла Консепсьон и слово «Писарро», высеченное в камне. Примечательно, что путеводители и недавние путешественники — возможно, повторяя одну из немногих ошибок Ричарда Форда — называют эту гробницу могилой Франсиско Писарро. Но Франсиско похоронен в Лимском соборе, и его останки можно увидеть там в стеклянном гробу. После убийства его труп был поспешно унесен преданными домашними слугами в старый собор и закопан в темном углу. Когда строился новый собор, могила превратилась в помпезное надгробие, где тело Писарро лежит бок о бок с останками наместника Мендосы.
§ 7
Люди в Мериде с гордостью рассказывали мне, что город имеет репутацию самого жаркого места в Испании. Большинство путешественников в parador лежали, измученные жарой, в затененной комнате отдыха или апатично сидели во дворике, который был накрыт огромным тентом. Его натягивали рано утром с помощью искусного управления рычагами и веревками и убирали после заката, открывая ночной свежести. Было чрезвычайно интересно встретить столь прекрасный пример повседневного использования римской valeria[56] в бывшей римской Эмерите; впрочем, меня ожидали и другие ожившие реликты Рима.
Я решил не обращать внимания на жару и отправился бродить в поисках впечатлений. Много интересного я увидел, слоняясь по улицам и благоразумно держась теневой стороны. Известная достопримечательность города — вокзал, откуда огромные черные локомотивы уезжают, пуская клубы дыма, на запад, к Бадахосу и португальской границе, по аркам римского акведука, а аисты задумчиво смотрят на них свысока. Они напоминают железнодорожных чиновников, сверяющих время прибытия и отправления поездов, и их совершенно не беспокоят клубы пара и облака дыма. Неподалеку прекраснейший римский мост в Испании протянулся на полмили через Гуадиану чередой великолепных арок. Лето иссушило реку, и она разделилась на два рукава, приближаясь к мосту, и оставила посреди своего ложа островки, где стайки иссиня-черных эстремадурских свиней деловито обнюхивают речные камни. От воды я посмотрел сквозь одну из арок и увидел за ней обрамленные античными постройками и отраженные в воде стены с башенками римского
