Воздух перестал быть воздухом, ноги мои перестали быть ногами и превратились в мягкую, неустойчивую массу, которая складывалась пополам; проваливались тротуары, танцевали прохожие, и Париж мне показался до странности веселым.
Я шел по Рю-де-Бабилон и меланхолично шагал по направлению к бульварам, взяв за ориентир купол Инвалидов[2]. На повороте право не знаю какой улицы я увидел, что купол шествует мне навстречу!..
В первое мгновение я немного был удивлен и остановился. Да, это и в самом деле был купол Инвалидов, он прогуливался на своем шпиле и грелся на солнышке, как какой-нибудь буржуа из Маре.
Поначалу я принял это видение за оптический обман и с наслаждением любовался, не желая даже объяснить себе всей странности феномена, но ужас охватил меня, когда я заметил, что купол приближается, как будто намереваясь идти прямо на меня. Я бросился бежать, но сзади раздавался тяжелый шаг каменного шутника, казалось насмехавшегося надо мной. Глаза его смеялись. И в самом деле, солнце проникало сквозь отверстия, проделанные на определенном расстоянии друг от друга в сводах купола и смутно походившие на глаза, и купол бросал на меня самые настоящие взгляды.
«Да какой же я дурак, — подумал я, — пойду-ка я за ним следом!..»
Я пропустил его, и тогда он снова повернулся шпилем в небо. Став в это положение, он кивнул мне головой, и все его проклятое голубое с золотом одеяние, словно женская юбка, покрылось складками. Тогда я отошел на несколько шагов назад, чтобы как-нибудь распутаться с ним; я уже начал сильно волноваться. Без сомнения, завтрашние газеты не упустят случая рассказать, что я, автор нескольких статей, помещенных в «Обозрении», похитил купол Инвалидов, но это меня мало беспокоило, так как я рассчитывал и сам разнести молву и простодушно рассказать о том, что купол Инвалидов со мной подружился и последовал за мной, по собственному своему побуждению.
Судя по моему характеру, привычкам, да и нравам, можно было бы предположить, что я далек от мысли разрушать общественные памятники и скорее высказывался бы в их защиту.
Самое большое и более всего меня смущавшее затруднение состояло в том, что я не знал, как же мне поступить с этим куполом. Я мог бы, конечно, нажить огромное состояние. Помимо того, что дружба с куполом Инвалидов — вещь весьма лестная для человека, я мог бы увести его с собой за границу и продемонстрировать в Лондоне рядом со Святым Павлом[3], но только если он будет продолжать так ходить за мной следом, как же я вернусь к себе домой!..
