К несчастью, необходимость соблюдать осторожность не позволяла ей обрести друзей. Как только она была включена в Программу защиты свидетелей ФБР, жизнь ее стала по-монашески уединенной. Женщины из ее группы охотно проводили с ней время, но Мэгги почему-то этого было мало. Недавно совсем случайно она обнаружила, что ей хотелось бы общаться с мужчинами, а не только с женщинами, слышать их громкий смех, держать свою ладошку в чьей-нибудь сильной руке и прижиматься своими бедрами к мужским. Эти мысли почти шокировали ее. Она вышла замуж за Джека совсем юной, почти сразу же после колледжа. Прожив с ним больше десяти лет, она имела возможность удостовериться, что брак — это сплошные кошмары.
Но сегодня вечером фантазии необузданно разыгрались в ее мыслях и теле, до боли захотелось мужского общества. Звезды, сверкавшие в небе, манили и дразнили, заставляя желать, чтобы кто-то вместе с ней любовался ими. Но что толку мечтать об этом? Мечты никогда не сбываются, если только человек сам не воплотит их в жизнь. Одна молодая женщина из группы как-то обронила фразу, что на свете есть вещи гораздо хуже, чем одиночество. Конечно. И Мэгги лучше, чем кто-либо знала, что это так. Но в данный момент она усомнилась в абсолютной верности этого утверждения. Не может быть ничего хуже заточения в четырех стенах, пусть даже это стены собственного дома. И жизни в одиночестве.
Она не ходила на свидания, кажется, миллион лет, а выслушав приглашение какого-нибудь мужчины, оказывалась неспособной взглянуть ему в глаза. И был еще один момент, о котором Мэгги не могла рассказать никому.
Несмотря на стремление привести свою жизнь в относительный порядок и контролировать каждый свой шаг, ее постоянно беспокоило, что она живет во лжи. Мэгги — ее собственное имя, но с фамилией Хантер она не родилась и не получила ее, выйдя замуж. По новым документам Мэгги числилась уроженкой штата Колорадо, тогда как на самом деле появилась на свет в Уотервилле, штат Мэн. Номер ее страхового полиса, водительские права и даже данные об окончании колледжа были изменены. Кроме того у нее был еще один документ, о наличии которого никто не подозревал: свидетельство о собственной смерти.
На занятиях она со знанием дела рассуждает о преступниках, но не оттого ли, что сама является их подобием? Преступник всегда лжет, — и у нее не осталось ничего верного, правдивого: ни имени, ни прошлого, ни подлинных документов. Лишь ее страх — невыдуманный и глубокий.
