Ты реальность, иль мечта пустая, Молодости дымка голубая? Только она этого стиха не читала. Потому что я ей его не посылал. Как не посылал и других. К чему? Зачем рушить её семью, её счастье? Не знал я тогда, что счастье её уже рухнуло, подорвала, подточила его грубая проза жизни.
Если бы я тогда знал будущее…
Знать — не суждено…
* * *
Батайск встретил отпускников слухами. То ли сливать наше училище будут, то ли разгонять… Нас перевели на зимние квартиры в Новочеркасск.
Впрочем, для курсанта это всё — не главное. Мы уже запряглись в учёбу.
То ли что-то в училище надломилось, то ли мы уже были не первогодки, но армейский наш порядок в корне вдруг стал отличаться от прошлогоднего. Мы жили в просторной одноэтажной казарме с обычными, не натёртыми до зеркального блеска полами, с обычными одноярусными кроватями, матрацы которых уже не надо было ровнять табуреткой, с тумбочкой на одного, в которой уже не рылся старшина на предмет обнаружения чего-то запретного, с мирно сидящим возле тумбочки дневальным…
Порядки были далеко не те, что в ТБК (теоретический батальон курсантов). Наверное, виновником всего этого была смена руководства училища. Соответственно, и наше пехотное начальство было далеко уже не то, что раньше: командовал в казарме затрапезный плюгавенький мужичонка лет 40 в помятых старшинских погонах. Говорили, что его послали к нам в наказание за то, что он проворовался на должности завскладом чего-то там. Наверное, так оно на самом деле и было: старшина понятия не имел о строевом уставе, а может быть просто прикидывался, чтобы убрали его с этой проклятой службы, где каждое твоё движение на глазах знающих все ходы и выходы и все уставы курсантов? Недолго он продержался у нас. Сказать, что мы его игнорировали — это не сказать ничего. Мы его просто не замечали. Строй водили по очереди выдвинутые нами же самими горластые курсанты, строй ходил красиво, ходить строем мы умели и ходили с удовольствием. Сказывалась школа ТБК, когда часами на заре своей курсантской юности вышагивали мы по плацу, отрабатывая строевой шаг по подразделениям: Делай раз! — и ты поднял прямую ногу с вытянутым носком на двадцать сантиметров от земли. И стоишь, как проклятый, на одной ноге, ждёшь команды.
Шевельнёшься — упадёшь…
Делай два! — опускаешь занемевшую ногу, переводишь дыхание. И так много-много раз. Солнце печёт, гимнастёрка насквозь мокрая, и не видно конца этому мучению. А тут подскакивает к тебе «преподаватель» — маленький кругленький майор Иваненко с портупеей на круглом животике — он пришёл в авиацию учить строевой подготовке из кавалерии: «Нога должна быть прямая! Вот!» — и выбрасывает перед очумевшим от жары, напряжения и усталости курсантом бублик своей коротенькой ножки. Многие не выдерживали: молодость брала своё и, несмотря на усталость, на лице курсанта вдруг появлялась предательская улыбка. Майор этого не выдерживал и тут же раздражался потоком ругани, курсант нередко получал наказание. Мы давно забыли его фамилию, звали его просто — Молоток. Первое что мы сделали после окончания училища — это отправили на его домашний адрес посылку, в которой было аккуратно запакован молоток и семь килограмм гвоздей… А старшину мы всё-таки, хоть и нечаянно, но выпроводили.
