Из комнаты Элинор послышалось медленное шарканье, с которым выбираются из постели древние и брюзгливые старухи. Стало быть, она встает. Через минуту она появилась в дверях, придерживая ворот халата конопатой рукой.
— Кто это звонил? — спросила она, щурясь от яркого света.
— Полиция. — Я подняла трубку и водворила ее на рычаг. — Джо-Нелл попала в аварию. Я еду в больницу.
— О боже… — Элинор нахмурила брови. — И сильно ей перепало?
— Уж, наверное, сильно, раз даже из полиции позвонили.
— Сейчас, я что-нибудь накину. — И она ушла в свою комнату, а я — в свою. Пальцы у меня словно одеревенели, и я бы вряд ли смогла застегнуться, а потому набросила нарядное платье без пуговиц. Едва я натянула колготки, как по нейлону со скрипом побежали стрелки. Да только мне было все равно, и, зажав под мышкой сумочку, я выскочила из спальни. Из коридора было видно, что Элинор еще сидит на постели и натягивает ботинки. Вообще-то, класть шляпы или башмаки на постель — очень дурная примета, но я не сказала ни слова.
Дело в том, что Элинор была у Руфи первенцем. А первый блин — он, как известно, всегда комом.
— Я тут подумала, — сказала она, — может, это совсем пустяковое ДТП и весь сыр-бор из-за того, что она набралась. Мы ведь обе знаем, какая она пьянчуга. Это было неизбежно.
— Полицейский говорил, что все очень серьезно, — возразила я.
— Они всегда преувеличивают, Минерва. Для них, кто проскочит на красный свет, тот уже и преступник.
— Зачем тогда везти ее в больницу?
— Да чтоб протрезвела. Или взять кровь для теста. По закону штата так поступают со всеми, кто в пьяном виде садится за руль. По крайней мере, должны так поступать.
— Да с чего ты взяла, что она была пьяной?
— Минерва, полицейские не звонят по ночам просто так.
Что верно, то верно. Я ощупала свой живот и произнесла:
— У меня тут какое-то странное ощущение.
— Не иначе как отравилась, — предположила она. Теперь она натягивала второй башмак, покрякивая от натуги. — Говорила я тебе: тот майонез был с душком. Но куда там! Ведь ты вбила себе в голову, что хочешь куриного салатика.
В полутемной спальне ее глаза казались совсем желтыми, того же оттенка, что у моей сестры, которая умерла в Техасе в прошлом августе. Хэтти была помягче, хотя и не желала ехать в гости, утверждая, что Теннесси находится «почти на самом севере». И с места не желала двинуться. Между прочим, это она сочинила поговорку: «Если уж жизнь подсовывает тебе кислые лимоны, делай лимонад!», но кто-то из туристов подслушал и украл ее. «Надеюсь, она принесла ему счастье», — благодушно твердила Хэтти, а я так просто кипела от злости. Вот всегда так в жизни — стоит придумать что-то стоящее, и у тебя его тут же крадут. Словно и не твоя это придумка.
