Я размышляла о его сапогах и неслась по дороге, зажав «Текиловый рассвет» между ног. Когда машина наскочила на кочку, коктейль пролился мне на джинсы. Прохладные ручейки вмиг добежали до промежности. «Вот ведь черт», — подумала я. Если пятно не высохнет до дома, Элинор объявит, что оно не от выпивки. Хотя ей-то откуда знать про другие варианты — ха! «Не подходи ко мне! — завопит она, тряся руками. — Почем я знаю, что ты подцепила! И даже не ври, что заразилась, сев на общественный стульчак! И что ты все пьянствуешь?! Могла б уже наконец остепениться!»
Черт побери, как будто я не пыталась! Я всегда хотела выйти замуж и нарожать детей. Уютный кирпичный домик с флюгером в виде херувима да небольшой садик с грядками лука и кервеля. А иногда я представляю себе небольшое поместье с чугунными воротами и зелеными теннисными кортами — поверьте, я бы вмиг привыкла к этой роскоши. Сама по себе я не бог весть кто, но при богатом муже тут же приосанилась бы. Стала бы как звезда всей Таллулы Марта Стюарт. Из любви к кулинарии я читаю ее журнал, издеваясь над диковинными изысками. Естественно, будь у меня богатый муж, я бы фаршировала рождественскую индейку высушенными на солнце томатами, трюфелями и свежим розмарином, а может быть, даже кукурузным хлебом и труднопроизносимой просциутто. Приятно представить, как я заказываю это у мясника. С такой-то кучей денег я могла бы устраивать новогодние вечеринки с шампанским и четырьмя видами икры. На Хэллоуин я бы выставляла тыквы, вырезанные в виде старушечьих физиономий и лиц инопланетян. И ни одно Рождество не обходилось бы без елок, как те, что в отеле «Оприленд», а также без иллюминации из крошечных белых фонариков. Ей-богу, все было бы так стильно, что Марта просто свихнулась бы от зависти.
Но пока что из меня вышла лишь обычная шалава. Мои «биологические часы» тикают пока не так зловеще, как у той же Элинор, но тем не менее заарканивать ковбоев становится все труднее. Шансы обзавестись не то что приличным мужем, но даже ребенком стремительно уменьшаются. Все мужчины в моей жизни либо умирают, либо бросают меня в этой чертовой кондитерской, бок о бок с Элинор. И ведь это даже не кондитерская в полном смысле слова — выведенная огромными красными буквами вывеска гласит: «Булочки Фреда». Так назвал ее мой папаша, Фред Мак-Брум, но, когда я была еще совсем малявкой, он умер — и этим перевернул нашу жизнь вверх дном. Я его совершенно не помню, но Минерва утверждает, что в старые добрые времена кафе «Булочки Фреда» было излюбленным заведением дельцов и адвокатов. Теперь же оно превратилось в занюханную забегаловку, куда разнорабочие и торговцы автозапчастями приходят по утрам за чашкой кофе и булкой с повидлом. У нас нет даже капуччино! Я как-то предлагала ввести ряд инноваций, вроде доски с написанным мелом меню и живых маргариток на столах. Или лихо разрисованной вывески с новым названием: «Американские пирожные: кондитерская и кафе». Я убеждала Элинор, что это привлечет студентов и преподавателей из местного колледжа, не говоря уже о новичках, недавно переехавших в наш город.
