– Юрий?.. Может ли быть?.. Да, ведь, он говорил совсем другим, не своим голосом! Что ж это за чудо?
«Что за чудо? именно!.. Откуда этот юродивый мог узнать о письме?.. И… и неужели он сказал правду о шкатулке мужа!?. – размышляла, стоя над бесчувственным юношей, генеральша и вдруг вздрогнула, вспомнив. – А где же тот?!. Куда тот девался?!.»
«Того» не было нигде… Как ни искали маркиза, как ни расспрашивали о нём людей, кучеров: никто не видал никакого ряженого, никто о нём ничего не знал…
Маркиза словно не бывало, словно он растаял или испарился.
«Капуцина», между тем, отпаивали, наливали ему на голову разные уксусы, привели, наконец, в себя. Первым делом его было, вернувшись к сознанию, сесть, окинуть всех недоумелым взглядом и спросить, болезненно глупо улыбаясь:
– Как же это я здесь заснул?.. Я, ведь, лёг там, у себя, наверху!.. Кто ж это меня сюда… прив… положил?
Он встал, осмотрел себя с удивлением и, видимо, ничего не понимал: ни в своём наряде, ни в том, что лежал на полу, в зале, полной гостей. Сколько его не расспрашивали, он ничего не мог сказать, ничего не помнил, кроме того, что когда в его комнатку, под крышей, прибежали «мальчики со своими гостями», принесли вороха разных костюмов и стали переодеваться, объяснив ему, что «нарочно, по секрету, забрались к нему», – чтобы никто не знал, что они «наряжаются», – он видел «эту монашескую ряску» и подумал, что «нарядится в неё после, – если никто её не возьмёт»…
– Ну, а после что было? – приставали к нему.
– После?.. После мальчики ушли, а я… я на постели лежал… и, кажется, уснул…
– А как же ты здесь-то очутился?.. Зачем говорил разные разности?.. Нам всем и маме? – допрашивали дети.
– Маме?!. Тётушке?!. – очевидно испугался юродивый. – Не знаю!.. Я ничего, право, ничего не говорил!
Больше от «красноречивого капуцина» толку не добились.
Генеральша Белокольцева первая отошла от него, полная тяжких забот. Те глаза её преследовали!.. Она знала их. Она знала всё лицо и всего человека той загадочной «маски»!.. Она всё больше в том убеждалась, и убеждение это леденило ей сердце: эта исчезнувшая бесследно маска была олицетворением князя Однорукова, – «князя-рыцаря», как был прозван, в преданиях их семьи, этот рано умерший красавец, отец её отца!.. В таком придворном костюме конца XVIII века он был изображён на полотне и ныне существовавшем в галерее их семейных портретов, находившейся в родовом имении её родичей, князей Одноруких. Она с детства знала, с
