– А может быть недостаток предприимчивости, равнодушие, лень, апатия… – предположила я. – Мало ли странностей в людях!
– Ну, значит он был форменный идиот.
– Не идиот, положим, а просто человек неразумный и равнодушный к благам мирским. России он не знал – и в титуле, а может и в состоянии, не нуждался… Теперь вдова его и дочь, как Торбенко говорит, бедствуют. Но при нём они жили безбедно, быть может богато… Все эти права покойного князя, его русское происхождение и сама Россия, вероятно, казались им такими далёкими, туманными, мифическими. Право, мой друг, это предположение возможно…
– При полном идиотстве – согласен.
– Ах, какой ты! Заладил – идиотство… А хотя бы и так. Разве жена его и дочь ответственны за поступки князя Петра?.. Должны страдать…
– Князя Петра?.. Ты удивляешь меня, Елена, – сердито оборвал меня муж. – Ты уж признаёшь формально этот миф?.. Право, можно подумать, что этот моряк околдовал тебя!
– Да! Он околдовал меня своим честным лицом, своим правдивым, ясным взглядом, своею убеждённою речью! – ответила я. – А подумай, Юрий, если не мы правы, а он – какой ответ дадим мы за несчастье Елены Рамзаевой и её бедной матери?
– Елены Рамзаевой!.. – развёл руками мой муж. – Ну, матушка моя, час от часу не легче!.. Ты положительно невозможна, своим невероятным легкомыслием, Hélène.
Юрий Александрович встал и отодвинул выпитую чашку кофе. Несмотря на шуточный тон его, я видела, что в настоящую минуту лучше не возражать своему главе и повелителю; а потому лишь улыбалась на его дальнейшие оскорбления.
– Да, да! – посмеивался он. – Ты была бы весьма лёгкою добычей г-д Торбенко, Рамсей и КR, если б эта почтенная фирма имела дело с одной тобою!.. Ну, так если я засплюсь, ты прикажи Маше разбудить меня ровно в шесть часов и поедем, ко всенощной.
– Я сама тебя разбужу, друг мой.
Муж вышел, а я улеглась половчее на своём диване, взяла нечитанную ещё в тот день газету и стала читать, без разбору, что попадалось на глаза.
Мне хотелось развлечься посторонними мыслями, но это оказалось трудно. Мысль моя не хотела оторваться от неожиданно открывавшегося семейного романа. Буквы мелькали предо мной, и я читала, но слова не имели никакого смысла. Читая эти слова, я продолжала думать о своём когда-то пропавшем родственнике; о романической судьбе, которая могла его постигнуть, если он не тотчас погиб; о жизни его, полной опасностей, лишений, тоски по родине и семье; о постепенном отчуждении, вследствие бессилия напрасных попыток, привычки и приобретения новых связей… Впрочем, если верить моряку, он прожил недолго. Но вот странный человек – это сын его! Возможно ли, хотя бы он и не нуждался материально, всю жизнь прожить, не попытавшись не только вернуться в своё настоящее отечество, но даже войти в сношения с родными, о которых он не мог не знать? Как не попробовать известить их, восстановить свою личность и права?.. Или действительно письма его пропадали?.. Это невероятно!..
