Но вместо того чтобы обнять ее, этот высокий стройный засранец без каких‑либо усилий выхватил у нее базилик и уселся напротив нее.
— И мак начнет отвратительно пахнуть, если хранить не в холодильнике, — произнесла она.
Опустив голову, он понюхал ее шею.
— Не я, — беспомощно хихикнула она, — а мак.
— Ты права. Потому что ты пахнешь просто удивительно. Ты всегда так пахла.
О Бог мой! Ее колени вот‑вот подогнутся.
— Я пахну жареным цыпленком.
— М‑м‑м. Пальчики оближешь.
Ее пальцы, вцепившиеся в столешницу, побелели.
— Так почему мои сестры попросили тебя сделать это?
— Потому что я им предложил. Джекс тоже предлагал свою помощь, но в плане кухни он совершенно ущербный, так что они его сюда не допустили.
— Но я не просила помощи.
— Шутишь? — Он развернул Тару лицом к себе, на лице его было написано удивление. — Да ты скорее себе язык откусишь, чем попросишь о помощи. Это был сюрприз для тебя, Тара. Кухня, на которой можно начинать готовить прямо сейчас.
То, что Хлоя и Мэдди сделали это для нее, тронуло Тару больше, чем она могла вообразить.
— Кстати, я принес тебе противень для лепешек. — Форд махнул рукой в сторону барной стойки. — Мэдди сказала, что ты задумала печь лепешки, а подходящего противня у тебя нет.
Она посмотрела на противень и выдохнула от изумления. Это был чугунный противень от «Ле Крузе». Совершенно великолепный.
— Он великолепен, — прошептала Тара.
Форд продолжил:
— Поэтому за покупками лучше посылать меня. — Он пожал плечами. — Я знаю, что делаю.
Это была правда. Форд всегда точно знал, что делает.
— Просто я была удивлена, увидев тебя здесь, — сказала она. — Тем более что мы… что я…
— Ненавидишь меня, — сказал он мягко.
К горлу ее подкатил комок и ни в какую не хотел проглатываться.
— Я не ненавижу тебя, Форд. И никогда не ненавидела.
Какое‑то время он молчал, просто смотрел на нее, искорки в его глазах исчезли.
— Они доверили мне сделать это для тебя, — просто сказал он. — Так же как когда‑то ты доверяла мне. — С этими словами он засунул наушники обратно в уши и оставил ее, вернувшись обратно к своей кухне.
Она смотрела на его широкие плечи, сильную спину и понимала, что это не просто остаточная обида. Что‑то скрутило ее живот — скорее всего большой кусок унижения. Черт побери. Она могла быть кем угодно, но «абсолютная стерва» — это не про нее. Со вздохом она подошла к нему.
— Форд.
Никакой реакции: открыв еще один шкаф, он изучал пространство кухни.
Нырнув под его руки, она оказалась между ним и стойкой.
