Я бросила на Бенедикта выразительный взгляд. Он-то знал, что значит для меня эта скатерть.
— Мы одолжим тебе скатерть, а ты не будешь брать с Виолы денег за комнату, пока у нее нет работы, — нашелся Бенедикт.
— С какой стати? — возмутилась Мерседес. — Здесь что, дарят подарки с условиями?
— Вот именно, — подтвердил Бенедикт, — эта скатерть дарилась с условием, что она останется на нашей кухне.
— Ну ладно, если ты придаешь этому такое значение, — согласилась Нора, словно только из любви к Бенедикту готова терпеть на своей кухне скатерть, которая не сочетается с грязными жирными пятнами на стенах. Но скатерть была спасена, а все остальное мне было безразлично.
Нора подарила Бенедикту еженедельник в кожаном переплете, о котором он давно мечтал. Подарок она вручила вместе с чеком, чтобы он мог вернуть налоги. Мерседес получила от нее грубоватый финский серебряный браслет, аттестованный как авангардистский дизайн. Мне Нора подарила бутылку коньяка и тут же объяснила, что буквы «VSOP» на этикетке означают «Продукт высшего качества», хотя я ее об этом не спрашивала. Потом она объявила, что после доброй трапезы очень неплох добрый коньячок и я могу сразу открыть бутылку.
Мерседес подарила мне духи. Они были названы в честь одной некрасивой теннисистки, которая в последнее время только проигрывала. Скорее всего духи были уценены. Но я сделала вид, что всю жизнь мечтала пахнуть так же, как некрасивая теннисистка.
Бенедикт подарил матери и сестре по изысканному ящичку с маленькими бутылочками водки, настоянной на разных фруктах и ягодах. И та, и другая объявили, что они чересчур хороши, чтобы их сразу открывать, и продолжали пить мой высококачественный коньяк.
Наконец-то Бенедикт вручил мне крошечную, завернутую в фиолетовую бумагу коробочку.
— Может, мне попробовать отгадать, что там? — пошутила я.
— Всего лишь маленький подарок.
— Это трудно не заметить.
В коробочке были сережки в форме фиалок с крохотным бриллиантиком посередине. В полном замешательстве я вынула их из коробочки. Сережки были пластмассовые, а бриллиант оказался стразом.
— А почему сережки?
— Я подумал, что серьги в форме фиалок пойдут тебе.
Нора воскликнула:
— Фиалка — по латыни «виола»! Лучше нельзя было придумать!
Уж не думает ли она, что, проносив двадцать пять лет это имя, я не знала этого. У меня комок подступил к горлу. Но, с улыбкой надев сережки, я сказала:
— Это наверняка не все.
Бенедикт таинственно прошептал:
