Когда пришел Бенедикт, я даже не успела привести себя в порядок. Нора встретила его сообщением, что перегладила все его рубашки, а я — что опять весь день мыла окна.
— Как это мило! — небрежно бросил он. — А я вот сегодня обнаружил окно, вмонтированное в проем дома задом наперед. Ты бы только видела!
— Задом наперед?
— Его можно было открыть только снаружи. И это на четвертом этаже! Ни один из этих придурков даже не заметил. Вот был скандал! Фабер оценил, что я это заметил.
Мать Бенедикта звонко захохотала и восторженно захлопала в ладоши.
— Бенедикт, я бы с таким удовольствием пошла в пиццерию, — сказала я и с особой нежностью посмотрела на него.
— Сегодня?
— Да, так хочется куда-нибудь пойти! — продолжала я, хотя Нора стояла рядом.
— Я тоже за, — подхватила она. — Мне сегодня после обеда было нехорошо, и я ничего не смогла купить на ужин.
— Согласен, — отозвался Бенедикт, — пошли.
— Тогда лучше пойдем к нашему греку, чтобы ты наконец познакомилась с ним, — сказала Нора.
Собственно говоря, мне было бы приятнее, если б Нора осталась дома, но очень уж хотелось есть. Она отвезла нас на своем стареньком «опеле». Я пригласила их обоих, в конце концов, это мне пришла в голову идея куда-нибудь пойти. Бенедикт попросил копию счета, поскольку мог теперь получать некоторую сумму на деловые обеды и ужины, а мы были его первым официальным ужином. Меня переполняла гордость за Бенедикта.
Потом он сказал Норе:
— Я нахожу удачной мысль Виолы поставить нашу кровать в игровой.
Вот так-то.
С семи утра я ждала контейнер с вещами, словно львица кормежку. Они прибыли в три часа дня. Сначала завезли вещи, которые грузили после нашего отъезда.
— С этими коробками происходит то же, что с бедными душами в Библии, — глубокомысленно изрек грузчик. — «И последние будут первыми».
Нора не пожелала смотреть, как ее дом затаптывают грузчики, и осталась в своей гостиной. Грузчики без труда протащили нашу кровать по узкому коридору в игровую. Все трое по отдельности поинтересовались, довольна ли я тем, как поставлена кровать. Это означало, что чаевые заслужил каждый из них.
У нас, правда, почти не было мебели, но все прочие пожитки заняли почти сорок коробок. Хорошо, что мы сообразили приклеить на каждую записку с точным перечислением содержимого. Коробки с моими тряпками, бельем и обувью, книгами, чертежными принадлежностями, пишущей машинкой и прочими вещами я распорядилась поставить в коридоре возле комнаты Меди. Три ящика с люстрой встали туда же. Телевизор Бенедикта — в его комнату, стереосистему — в игровую. Коробки с посудой, рюмками и моими столовыми приборами отправились на кухню. Два венских стула, которые я сама отреставрировала, — в игровую. Хорошо, что мы забрали их с собой. Сольвейг во время очередного приступа бешенства облила бы их вишневым соком или порезала. А скорее всего и то, и другое вместе.
