— Ну что, хочешь посмотреть на сюрприз? — прервала Элизабет мои сочувственные размышления о Петере.
— Я думала, что Петер и есть твой сюрприз?
Элизабет сняла тонкий платок с черного пьедестала в углу и нажала на выключатель. Там стоял, таинственно освещенный одной из световых инсталляций Петера, наш макет банковского филиала «Фабер — Лейбниц». Все это время я гнала от себя мысли о поруганном макете, хотела забыть то, что, как мне казалось, невозможно было спасти.
— Он стал красивее, чем прежде! — восхитилась я.
— Это точно, — польщенно согласилась Элизабет, — теперь у меня есть опыт.
Все было как раньше, только лучше: расписанные от руки обои смотрелись еще объемнее, тени на полу еще отчетливее. На стене кассового зала я обнаружила нечто новое: картину в золотой раме размером со спичечный коробок.
— На этой стене было всего лишь маленькое пятнышко от сока, вот я и повесила на него картину.
Я вгляделась в мини-репродукцию: белокурый герой восседал на мертвом драконе. Дракон был о двух головах.
— Как воспоминание о твоей сестре и Сольвейг, — пояснила Элизабет.
Потом она продемонстрировала фотографии, которые сделала своим новым макрообъективом. Макет был таким совершенным, что выглядел на снимках как настоящий банковский интерьер прошлого столетия. Это было здорово!
— Я бы ни за что не смогла все это проделать!
— Когда знаешь, что делаешь, всегда получается. Куда приятнее работать целенаправленно, чем блуждать вслепую. Профессионала от дилетанта отличает знание того, что он делает, — авторитетно изрекла Элизабет.
— Но ведь скучно точно знать, что ты делаешь. Пропадает творческая жилка.
— Не думаю. Если я не знаю, что делаю, об этом мне скажут другие. Так лучше я буду делать собственные ошибки, чем прислушиваться к советам, какие ошибки должна совершить. Это что, по-твоему, творчество?
— Я тоже мог бы запросто построить новую модель, — подал голос Петер, влюбленными глазами разглядывая макет. — Я помогал в реставрации.
Мне стало почти завидно.
— А как твоя работа у Хагена и фон Мюллера? — спросила я Элизабет.
— Мне это ничего не дает. Обидно, что ради этого я училась.
— Что-то я не понимаю.
— На прошлой неделе я опять жутко злилась. Приходит такое плешивое дерьмо, ставит свой «порше» перед входом, разглядывает продавщиц, будто пришел в бордель, и начинает заговаривать мне зубы: догадываюсь ли я, как замечательно подходит цвет моих волос к светлому креслу-качалке, и не хочу ли ему кое-что продемонстрировать? Сразу же приползает мой шеф и говорит: «Фрейлейн Лейбниц сделает это с удовольствием!» — и мне пришлось показать этому придурку качалку в действии. Тогда он спрашивает шефа, можно ли мне после окончания работы выпить с ним бокальчик шампанского, на что шеф отвечает: «Фрейлейн Лейбниц сделает это с удовольствием!» Меня вообще никто не спрашивал, словно я вещь или бессловесная тварь.
