Дороги и тропы | страница 36
Кажется, рукой шевельни и распугаешь певцов. Борис не торопится развязать мешочки с двумя микрофонами. По всему парку россыпи соловьев, можно не спеша выбирать. Кажется, там, вдалеке, лучшая песня... Теплые облака почти опустились на верхушки деревьев. Фонариком освещаем тропу. Стволы лип кажутся белыми. Соловьи не боятся света, но все-таки не спугнуть бы. В темноте, выставив вперед руки, добираемся наконец к пруду. Ощупью укрепляем два микрофона. Щелчок. Слышу, как в рюкзаке у Бориса начинают крутиться катушки. Когда-то, возможно, на этом месте ночью стоял Тургенев. И так же слушал. Сейчас поет очень дальний родственник того соловья... Борис отдает мне наушники. Слышно все: гром, неистовый соловьиный свист, невнятный шум поезда и... странный шорох — пошел дождь. Скорей, скорей сматывать провода и бегом через парк. Зашумели верхушки лип. Свет. Удар грома. Еще вспышка. Усадебный дом ослепительно белым квадратом на мгновение появляется из черноты. Ветер треплет отяжелевшие ветки...
Отряхиваемся под крышей. Буря утихомирилась. На землю, постепенно редея, падает тихий дождь.
— Поют...
Потушив свет, долго не можем уснуть. В мокрой темноте за окошком монотонно скрипит камышевка-сверчок и громко, неистово громко свистят и щелкают соловьи.
Обстановка старого дома Тургеневых хранится в Орле. Богатая библиотека — пять тысяч старинных книг. Стол, на котором ребенком Тургенев делал уроки и за которым потом писал. Бильярдный стол. Кровать. Большая черная икона в серебряном окладе, будто бы пожалованная роду Тургеневых Иваном Грозным.
И тут же — красная мантия Оксфордского университета, портрет писателя в этой мантии.
— Все подлинное — часы, рояль... — Хранитель музея, симпатичный, знающий и, видно, очень любящий свой Орел человек, поднял крышку рояля и тронул желтую клавишу. Бу-ум... протяжный, немного печальный звук. Такой же звук слышал Тургенев...
Я не знаю города, который не гордился бы кем-нибудь из своих земляков. Какой-нибудь маленький Рыльск, и вдруг узнаешь: отсюда пошел знаменитый путешественник Шелихов. Острогожск — жили Крамской, Рылеев. Тобольск — родина Менделеева, город сказочника Ершова... Словом, нет такого «питомника», где бы таланты «сеяли и выращивали». Любой угол земли может подарить миру способного человека. И все-таки есть места, загадочно богатые знатными земляками. И в этом смысле орловская земля выходит едва ли не на первое место. В городском музее писателей я прочитал под портретом Бунина слова: «Я рос... в том плодородном подстепье... где образовался богатейший русский язык и откуда вышли чуть ли не все величайшие русские писатели во главе с Тургеневым...»