— Пока, — сказал Харман, — скоро увидимся, — и полез в корабль.
Через пятнадцать минут мы пятеро сидели вокруг стола в гостиной, хмурясь и глядя в окно на выжженную землю там, где недавно находился «Новый Прометей».
Симонофф высказал вслух мысль, преследовавшую каждого из нас:
— Может быть, лучше, если он не вернется. Его здесь будет ждать не особенно теплая встреча. — Все мы печально согласились с этим.
Какой глупостью кажется мне теперь, по прошествии трех десятилетий, это предсказание!
То, что мне остается рассказать, я знаю лишь со слов других: я увиделся с Харманом только через месяц после того, как его полет завершился благополучным приземлением.
Прошло примерно тридцать шесть часов с момента старта, когда блестящий снаряд с воем пронесся над Вашингтоном и зарылся в мягкую грязь на берегу Потомака.
Первые любопытные были на месте происшествия через пятнадцать минут, а еще через пятнадцать там появилась полиция — стало ясно, что снаряд представляет собой космический корабль. Люди смотрели с невольным почтением на усталого и измученного человека, Который, шатаясь, выбрался из ракеты.
В полной тишине он погрозил им кулаком и закричал:
— Ну давайте повесьте меня, дурачье! Я долетел до Луны, и этот факт нельзя прикончить. Давайте, зовите агентов ФБНР! Может быть, они объявят мой полет незаконным и тем самым не состоявшимся? — Он засмеялся и неожиданно рухнул на землю.
Кто-то закричал:
— Его нужно отвезти в госпиталь! Ему плохо!
Тело потерявшего сознание Хармана запихнули в полицейскую машину и увезли, а вокруг корабля была выставлена охрана.
Правительственные чиновники обследовали корабль, прочли судовой журнал, познакомились с рисунками и фотографиями Луны, сделанными Харманом, и молча удалились. Толпа вокруг корабля все росла, слух о том, что человек достиг Луны, быстро распространился.
Как ни странно, это не вызвало возмущения. Люди были взволнованы и впечатлены, они шептались и бросали любопытные взгляды на тонкий серпик Луны, еле видный в ярких солнечных лучах. Толпа хранила молчание — молчание нерешительности.
Попав в госпиталь, Харман назвал себя, и непостоянный мир начал сходить с ума от ликования. Даже сам Харман был безмерно изумлен тем, как быстро изменилось общественное мнение. Это казалось невероятным, и тем не менее действительно было так. Тайное недовольство, подогретое известием о героическом подвиге человека, боровшегося с враждебной судьбой, — именно такие события будоражили душу человеческую с начала времен — привело к тому, что взметнулась мощная антивикторианская волна. Элдридж был мертв, и не нашлось никого, чтобы занять его место.
