Итак, трансплантация проведена. Через две недели женщина сдает соответствующий тест на гормоны, и по их уровню врачи определяют, наступила беременность или нет. Называется она пока что биохимической беременностью – в отличие от клинической, которая определяется еще недели через полторы, уже с помощью УЗИ. И вот тогда-то становится понятно, сколько эмбрионов прижились. Кстати, понятно это может быть не в один день: возможно, сначала станет виден один эмбрион и только дня через два – другой. То есть двойняшки-то получатся двойняшки, но один из братьев-сестер окажется на два дня старше. И опять-таки никто не знает, почему так получается. Природа человеческая!..
Именно после наступления клинической беременности женщина и должна решить, сколько детей она собирается родить. Разумеется, в том случае, если прижилось несколько эмбрионов.
Из тех моих знакомых, которые подробнейшим образом рассказывали мне о своих попытках ЭКО, больше всех повезло Вере. Врач сразу сказал ей:
– Я тебе подсажу двух зародышей. У тебя вся проблема только с трубами, остальные женские дела – дай бог каждой. Так что нечего тебя подстраховывать. Двух-то родишь, если оба приживутся?
– А то! – ответила Вера. – Двух-то нам и надо для полного счастья. Что ж мы с Витькой, года через три еще одного будем в пробирке мастерить? Так никаких денег не напасешься.
О другой стороне вопроса Вера из стеснения умолчала, хотя для нее именно эта другая сторона была особенно важна. Дело в том, что все без исключения религии категорически запрещают редукцию, то есть уничтожение прижившихся эмбрионов. И Вера, как человек религиозный, просто не знала, что она стала бы делать, если бы врач поставил ее перед подобным решением.
Наташа же видела эту ситуацию иначе – так, как видят ее многие женщины, решающиеся на ЭКО: дамы в возрасте, обладающие, соответственно, не самыми лучшими женскими показателями, безуспешно лечившиеся от бесплодия и понимающие, что шансов родить здорового ребенка у них осталось не так уж много.
– Сколько мне эмбрионов подсадить, это как врач посоветует. Хоть четыре пусть подсаживает, хоть пять, чтобы шансов было побольше, – без особой радости, но твердо сказала Наташа. – А если приживутся… Рожать я буду одного ребенка. Все я понимаю про то, что эмбрионы – живые существа, не надо мне ничего объяснять. Но рисковать я не могу. Мне не двадцать лет – тройню я не выношу. Да и двойню вряд ли. А если и выношу – ну как я одна буду их растить? Я же не рыба семейства тресковых, ответственности за собственных детей у меня все-таки побольше. И вообще… По-моему, и без всякой пробирки практически каждая женщина решает в своей жизни подобный вопрос. И не раз. Редукция – это ведь тот же аборт, все же это понимают… Потому и церковь против. Но я знаешь что для себя решила? – вздохнув сказала она. – Пока ребенок не родился, он еще не ребенок, а часть моего тела. И то, что я про него решаю, я решаю про собственное тело. Ну вот если мне скажут, что надо палец отрезать, чтобы гангрены не случилось, я же на это пойду, правда? Так и здесь. Может, я и не права, но мне так кажется.
