Мужчина и женщина | страница 69
Что же касается чьих-то мнений, проповедей, книг и т. п., будьте разумны и внимательны: «какой-то священник» не заменяет собой полноты церковного наследия. В столь серьезном деле, как семейная жизнь и воспитание детей, не принимайте на веру ничего без тщательной проверки и сопоставления с авторитетными источниками.
– Моя тетя работает в книжной лавке при храме, она как-то сказала мне о том, что я совершаю грех, когда ношу сережки, кольца, бусы, то есть разные украшения. Хотя, как мне кажется, я никогда не надевала чего-либо вызывающего, просто хочется выглядеть нарядно, как и любой девчонке. Вот и все. Тетя говорит, что апостол Петр запрещает женщинам носить украшения. Действительно ли это грех?
– Действительный грех, и тяжелый – слушать всевозможных тетей из книжных лавок.
Посмотрите на портреты великих святых XX века – царицы-мученицы Александры, преподобномученицы Елизаветы (до принятия ею монашества, конечно), и убедитесь, что тетя не права.Родители и дети
У Тургенева есть повесть «Фауст». Некто встречает свою давнюю знакомую Веру (имя это весьма популярно у русских писателей XIX века), замечательную молодую женщину, любящую жену и мать, и между ними возобновляются теплые, дружеские отношения. У рассказчика, впрочем, они вскоре разогреваются до более высокой температуры, но это не мешает их нормальному общению. Выясняется, что «…Вера Николаевна до сих пор не прочла ни одного романа, ни одного стихотворения – словом, ни одного, как она выражается, выдуманного сочинения! Это непостижимое равнодушие к возвышеннейшим удовольствиям ума меня рассердило. В женщине умной и, сколько я могу судить, тонко чувствующей, это просто непростительно.
– Что же, – спросил я, – вы положили себе за правило никогда таких книг не читать?
– Не пришлось, – отвечала она, – некогда было.
– Некогда! Я удивляюсь!..»
Причиной такого своеобразного отношения Веры к литературе оказалось воспитание, данное ей матерью, которую рассказчик когда-то знал:
«…Дочь любила ее и верила ей слепо. Стоило г-же Ельцовой дать ей книжку и сказать: вот этой страницы не читай – она скорее предыдущую страницу пропустит, а уж не заглянет в запрещенную. Но и у г-жи Ельцовой были свои idees fixes, свои коньки. Она, например, как огня боялась всего, что может действовать на воображение; а потому ее дочь до семнадцатилетнего возраста не прочла ни одной повести, ни одного стихотворения… Я было раз попытался потолковать с г-жой Ельцовой об ее коньке, хотя трудно было вовлечь ее в разговор: она очень была молчалива. Она только головой покачала.