Аристидес открыл дверцу машины. Селена подумала, что он выйдет, даже не посмотрев на нее. Но он повернулся к ней, заставив ее сердце гулко забиться. Его взгляд был суровым и безжалостным.
— Спасибо. — Его голос прозвучал немного хрипловато. — Увидимся на поле боя.
Он снова повернулся, чтобы выйти. Сейчас он уйдет и навсегда останется ее врагом. Она не позволит ему вот так уйти.
— Вы в порядке? — Селене непреодолимо хотелось взять его за руку, прикоснуться к его щеке, предложить ему… что-то.
Он остановился и снова повернулся к ней, бросив на нее вопросительный взгляд:
— А вы?
— А как по-вашему? — дрожащим голосом ответила она.
— Судя по всему, перекрестный допрос доставит нам облегчение.
Она тихо рассмеялась:
— По мне так заметно?
Его глаза потемнели.
— В данный момент да. Итак, я вас слушаю.
— Прямо здесь?
— Если вы не против. Или, если хотите, можем подняться ко мне.
То, как он произнес эти слова, заставило задрожать не только ее губы.
Аристидес взял ее руку в свою и крепко сжал:
— Когда вы ели в последний раз?
Он прав. Ее реакция была вызвана помимо всего прочего еще и низким уровнем сахара в крови.
— Вчера утром.
— Я тоже. Давайте чего-нибудь перекусим.
Следующие полчаса она позволила ему командовать собой. Они поднялись в его президентский номер, и Аристидес заказал первоклассный ужин. Селена смотрела, как он методично поглощает и пережевывает пищу. Такая методичность проявлялась у него во всем.
Ей казалось чем-то сюрреалистичным то, что Аристидес Сарантос проявляет заботу о ней. Еще более диким было оказаться в его номере и не чувствовать никакой угрозы с его стороны. Она не знала, чувствовать ли себя польщенной, потому что он оказался таким джентльменом, или разочарованной, потому что он вел бы себя так по отношению к любой другой женщине.
Поужинав, он пригласил ее расположиться на диванчике и подал ей ее травяной чай. За ужином они почти не разговаривали. Она никак не могла взять себя в руки, а он то и дело терял нить разговора.
Сарантос остановился рядом с ней. В одной руке чашка с чаем, другая в кармане брюк. Его взгляд был обращен внутрь. А потом он вдруг заговорил:
— У нас было столько стычек, что не сосчитать. Но последняя отличалась от всех предыдущих. Я не узнал его. Это больше походило на какую-то высокопарную тираду.
Что двигало им? Вина? Он способен испытывать подобные чувства? Ее отец был абсолютно уверен, что Аристидес не имеет ничего человечного.
— Вы считаете, что оказали на него слишком сильное давление, — тихо сказала Селена, — что привело к его смерти?
