Снова шум.
На этот раз шарканье шагов. Проволокли что-то тяжелое. Стук железа. Шпоры? Подкованные каблуки кавалеров? Когти грифона из ее сна? Глаза Элены округлились, сердце бешено забилось. Снова мать — на этот раз ее голос приглушен, как будто она кричит сквозь подушку. Какие-то странные хлопки, словно бьют крыльями громадные летучие мыши. Элена подкралась к окну и уставилась во тьму.
Увиденное заставило ее подумать, что Барнаба — пророк, предостерегавший ее от опасностей взрослого мира.
Внизу, на булыжной мостовой, перед входом в их дом, стояла большая черная карета с зарешеченными окнами. Люди в черных плащах с капюшонами запихивали в нее отца и мать. Мать повернулась к дому, и Элена увидела у нее во рту кляп. Широко раскрытые глаза матери о чем-то безмолвно кричали. Элена замерла. Тело отца грохнулось об пол кареты и замерло. И как раз в тот момент, когда Элена поняла, о чем молили глаза матери, одна из черных фигур повернулась, и взгляд из-под капюшона зацепил перевесившиеся через подоконник девчоночьи кудряшки. «ПРЯЧЬСЯ!» — призывал взгляд матери. И Элена поняла, что за ней вернутся. Детская игра в людоедов стала реальностью.
Карета двинулась прочь. Элена вспомнила о нашумевшей постановке отца, о комедии под названием «Незримая болезнь», в которой ее отец играл роль злого и чванного властителя, а Барнаба — нищего, оказавшегося каким-то странным принцем. Принц этот начинает распоряжаться глупым герцогом, который постепенно превращается в нищего попрошайку. Мать Элены представляла любовницу герцога и по ходу действия отпускала шуточки о том, как с ним скучно в постели. Таких шуток Элена не любила. И костюмы ей не понравились. Но публика ревела от восторга. Заполнившие зал до отказа городские паромщики и мусорщики без труда признали в жертве собственного тщеславия правителя Венеции, редко показывавшегося перед населением могущественного дожа.
Дверь в комнату Элены начала отворяться.
— Я Элена Заккариа ди Фаринези, — произнесла она громко и уверенно, обращаясь к скрипящей двери. — Я принцесса лагуны. Войди — и погибни.
Они вошли. Но Элена успела надеть золотую маску Коломбины и произнести краткую молитву. Последняя в династии шести поколений актеров закрыла глаза и мысленно представила Барнабу. Неискренне желал он ей спокойной ночи. Он предал их семью. А она могла бы предотвратить беду. Ведь она видела клоуна-предателя коленопреклоненным перед полым гранитным ящиком с высеченным на его поверхности крылатым львом, совсем рядом с театром, за углом. Можно было подумать, что Барнаба смиренно молится об окончании чумы. Но теперь она догадалась, какую жертву он предлагал гневным гениям города. Ярость охватила Элену. Как это несправедливо!
