– Добрый вечер. Как поживаешь?
Английский давался ее матери нелегко, и, возможно, женщина выразила бы свои мысли на Древнем Языке лучше. И совершенно ненужный поклон, которым она ее одарила, был перекошенным, скорее всего, из-за травмы, вызывавшей неровную походку.
Аромат, исходивший от Ноу-Уан, не имел ничего общего с «Шанель». Если только они не выпустили линию под названием «Трагедия».
– Хорошо. – Скорее, беспокойно и скучно. – Куда идешь?
– Прибраться в гостиной.
Хекс пыталась не вздрогнуть с намеком «лучше не надо». Фритц никому, кроме додженов, не позволяет делать что-либо по дому… и Ноу-Уан, несмотря на то, что пришла сюда, желая заботиться о Пэйн, жила в комнате для гостей, принимала пищу за столом с Братьями, и с ней обращались, как с матерью чьей-то шеллан. Она не была прислугой, ни по каким стандартам.
– Да, эм… как насчет…
«Чего?» – задумалась Хекс. Чем они вообще могли заняться вдвоем? Хекс – боец. А ее мать… призрак в материальной оболочке. Между ними практически ничего общего.
– Все в порядке, – тихо сказала Ноу-Уан. – Это неловко…
В фойе внизу раздался грохот, как если бы образовалась туча, сверкнула молния и полил дождь. Когда Ноу-Уан отпрянула, Хекс обернулась. Какого черта…
Рейдж, также известный как Голливуд, самый большой и красивый из Братьев, буквально запрыгнул на балкон второго этажа. Когда он приземлился, его светловолосая голова резко повернулась к ней, в его сине-зеленых глазах пылал огонь.
– Джон Мэтью звонил. Нужно подкрепление в центре, на берегу. Собирайся, встретимся у парадной двери через десять минут.
– Черт подери, – прошипела Хекс, хлопнув ладонями.
Когда она вновь повернулась к своей матери, женщина дрожала, но старалась не показывать этого.
– Все нормально, – сказала Хекс. – Я хороша в бою. Я не пострадаю.
Хорошие слова. Только женщина волновалась не об этом, не так ли: она боялась… саму Хекс.
Еще бы. Ведь она – симпат, и Ноу-Уан прежде подумает «опасность», а уже потом – «дочь».
– Я оставлю тебя одну, – сказала Хекс. – Не волнуйся.
Медленно возвращаясь в спальню, она не могла игнорировать невыносимую боль в груди. С другой стороны, она также не могла игнорировать реальность: мать не хотела ее тогда.
И не хочет ее сейчас.
И кто мог ее винить.
***
Из-под капюшона мантии Ноу-Уан наблюдала, как высокая, сильная, беспощадная женщина, которую она родила, умчалась сражаться с врагом.
Казалось, Хексанию совсем не беспокоила мысль о том, что она лицом к лицу встретится с лессерами: наоборот, судя по ухмылке, ставшей ответом на команду Брата, она получит удовольствие от схватки.
