А как необычно я очутился на том первомайском обеде! Нет, не необычно, скорее банально. Я даже сопротивлялся немного, когда меня решили послать в Брашов для обмена опытом, — не хотелось прерывать работу здесь. Но главный инженер заболел, и директор настоял на моей поездке. Да ты и сама все знаешь, зачем только я надоедаю тебе своей писаниной. Но сегодня утром я снова все перебрал в памяти, все обдумал и пришел к убеждению, что должен тебе написать.
Помнишь, небольшая комната была битком набита, дым стоял коромыслом, мы едва слышали друг друга. Играла радиола, танцевали. «Un jour, tu verras...» Ты усмехнулась, заметив, что у меня скверное французское произношение. Я отмахнулся, мол, главное, чтоб сбылись слова песни: «В один прекрасный день, увидишь, мы встретимся вновь». Ты бросила на меня холодный взгляд, и я прочел в нем не только недоумение, но и осуждение подобной сентиментальности. И потому поспешил заметить, что я не циник.
Ты опять пристально посмотрела на меня. С той поры я так и не знаю, голубые у тебя глаза или зеленые. Иногда они даже синие-синие, как ультрамарин, порой зеленые, светло-зеленые, как трава ранней весной. Впрочем, я не очень-то силен в сравнениях, они всегда вызывали у тебя усмешку. Словом, ты пристально посмотрела на меня, но промолчала. Мне показалось странным, что несмотря на очень хорошее настроение ты совсем мало говоришь, и я сказал тебе об этом. Ты не ответила. И с подчеркнутым интересом, словно услышала что-то исключительно важное, стала сосредоточенно вслушиваться в чьи-то слова. Потом, когда шум усиливался, ты будто охватывала взглядом всю комнату, и я замечал, что взгляд этот был невидящим. Хотя лицо твое было невозмутимым, я не сомневался, что тебя терзает какая-то мысль, какое-то смутное, неведомое чувство, обострявшее черты твоего лица, отчего оно казалось усталым. «Что гнетет эту девушку? — думал я. Ты мне очень нравилась, помнишь, я сразу же подсел к тебе. — Наверно, у нее есть какая-то тайна, что-то причиняет ей боль. Я должен раскрыть эту тайну». Но это, скорее, был предлог, оправдание в собственных глазах внезапно возникшего интереса и растущего влечения к тебе.
Наконец, мы сели к столу. К тунцу не оказалось лимона. (Тебе, наверно, смешно, что я описываю все так подробно, будто это происходило не с тобой, но, повторяю, я не могу не писать об этом.) Ты вскочила, чтобы сбегать за ним домой. «Проводишь?» — спросила ты таким тоном, словно речь шла о чем-то само собой разумеющемся. Все засмеялись. Возможно, над чем-то другим, но я помню, что все смеялись...
