Той ночью дворец сверкал всеми огнями — в каждом окне горел свет. Младший Претендент на радостях закатил грандиозный бал, разбудив былые призраки в дворцовых переходах. Такого блеска и веселья Холируд не помнил с тех пор, как юная Мария, королева Шотландская, устраивала маскарады при свечах. Старый дворец вновь оказался в самой гуще событий, и казалось, будто он с недоверием и опаской взирает на суету молодежи. Его призраки уже столько всего повидали. Однако в тот вечер, когда шотландская знать в фамильных тартанах чествовала принца Чарльза, никто не думал о неудачах и поражениях.
После победы под Престонпэнсом принц около пяти недель жил со своим двором в Холируде. Он устраивал публичные обеды с вождями горцев, лечил наложением рук золотуху, проводил смотр войскам, а по вечерам, обрядившись в придворный костюм французского или итальянского образца, слонялся по эдинбургским гостиным. Несмотря на всеобщее обожание, он вел себя «исключительно целомудренно». Когда ему попеняли за пренебрежение к прекрасному полу, принц кивнул в сторону своей стражи — лохматых, угрюмых горцев, и сказал: «Вот они, мои красотки!» Известный богослов Александр Карлайл вспоминает, как его в детстве возили в Холируд посмотреть на принца Чарли:
Мы дважды ездили в Эбби-Корт, — пишет Карлайл, — в надежде увидеть, как принц выйдет из дворца, сядет на коня и отправится на Артурово Кресло к своим войскам. Оба раза нам повезло, а однажды я оказался совсем близко от принца и сумел его хорошенько разглядеть. Чарльз оказался интересным мужчиной примерно пяти футов и десяти дюймов роста, черноглазым, с темно-рыжими волосами. У него было продолговатое лицо с правильными чертами — сильно загорелое и с россыпью веснушек. Выражение лица задумчивое и немного меланхоличное. На моих глазах принц вскочил в седло, пересек Эннс-Ярд и по Герцогской аллее направился к своей армии.
Увы, пять недель пролетели быстро. Период кратковременной славы принца Чарльза миновал, и Холируд снова погрузился в вековую спячку. Он спал, подобно заколдованному замку Спящей Красавицы — до тех пор, пока не появился Волшебник Севера. Взмахнув своей удивительной волшебной палочкой, этот кудесник подарил Холируду проникновенный дружеский поцелуй. Старый усталый дворец вновь проснулся и с головой окунулся в ганноверский бал-маскарад. Тогда, в 1822 году, именно сумасшедшая популярность Вальтера Скотта обеспечила безусловный успех визита Георга IV в Эдинбург. В это трудно было поверить! Старые призраки, которые в 1745 году печально смежили веки и погрузились в многолетний сон, вдруг снова встрепенулись и заулыбались в 1822-м! С тех самых пор, когда бедный Джеймс неожиданно превратился в короля Англии (пусть и без штанов), у древнего Холируда находилось мало поводов для радости. Гэльский дух, гэльская гордость, казалось, навсегда были растоптаны сапогами ганноверских драгун и похоронены безжалостными актами английского парламента. И вот поди ты! Стоило Скотту взмахнуть своей тартанной волшебной палочкой, и гэльская слава вдруг воскресла и бросилась с гордостью себя демонстрировать все той же Ганноверской династии. По свидетельству Герберта Максвелла, на первом же приеме, устроенном Георгом IV, стало ясно, каковы результаты процесса «кельтизации», которую задумал и осуществил сэр Вальтер Скотт. «Его величество щеголял в костюме старых гэлов — так, как его интерпретировали портные девятнадцатого века. Весь он с головы до ног, за исключением голых коленок, был облачен в тартану королевской династии Стюартов». И не он один! Соревнуясь с его величеством в стати и росте, рядом выступал лондонский олдермен — и тоже в килте. Байрон увековечил эту ситуацию в своих бессмертных стихах:
