В Шотландии издавна существовала традиция паломничества в Драйбург. Это и неудивительно, ведь здесь покоится прах Вальтера Скотта, величайшего из сынов Приграничья. По моему твердому убеждению, в Англии нет и не может существовать такой страстной литературной привязанности, какую демонстрируют шотландцы по отношению к своему Скотту. Они испытывают к нему непреходящее чувство благодарности. Ведь Вальтер Скотт сумел силой своего творческого воображения выразить и обессмертить все то, за что местные жители любят Приграничье.
Когда я слышу, как высоколобые умники болтают про «страну Вордсворта» или «страну Лорны Дун», мне хочется взять их за шиворот и хорошенько окунуть в ближайший пруд. Другое дело страна Скотта — она действительно существует, это не надуманное понятие. Вальтер Скотт был и навечно останется королем Приграничья. При одном только взгляде на Эйлдонские холмы или на протяженные пустоши Ламмермура в памяти неминуемо встает его образ. Что касается меня, то стоит мне лишь услышать журчание пограничного ручья или увидеть, как утренний туман стелется по поверхности Твида или Тевиота, как я сразу вспоминаю Вальтера Скотта. Никто — ни до него, ни после — не знал Приграничье так хорошо и не писал о нем с такой любовью.
Рядом с гробницей писателя находится и место захоронения графа Хейга. Выглядит оно довольно примечательно: на свежем дерне круг, образованный цветущими фландрскими маками, а в центре — простая плита, на которой указано лишь имя почившего. Это стандартное военное надгробие для рядовых солдат, и граф сам выбрал его для своей могилы.
В Драйбурге царила атмосфера безмятежного покоя. Полуденную тишину нарушал лишь шорох волн Твида, монотонная песенка дрозда в ветвях ближайшего тисового дерева, да незатейливые звуки шотландской деревни, время от времени приплывавшие со склонов Бемерсайда.
12
В Галашилс я прибыл с последними лучами солнца. На западе догорал закат, на улицах уже зажглись уличные фонари, и под ними прогуливались стайки миниатюрных симпатичных девушек. То там, то здесь над крышами домов торчали печные трубы — они вздымались в небо подобно уродливым растопыренным пальцам.
Прежде Галашилс был мне известен как центр шерстяного производства, и я никак не ожидал, что в этом краю маленьких фабрик и водяных мельниц моим глазам предстанет зрелище, исключительное по своей красоте и силе воздействия. Уверен, лишь человек, искренне и глубоко одержимый историей шотландского Приграничья, мог создать подобное…
