Такой же покой был за соседним столиком, где сидели пятеро почтенных старцев, у каждого стакан, посредине пластиковая бутылка с водой, в руках французские и арабские газеты, надо полагать, прочитанные, потому как сидят молча — прочитанное уже обсудили. У того, который в сером джаляби, такое же пятно на лбу. Правоверные. «Упэртые», как сказали бы на моей исторической родине. Перед ними (нет, уже — нами) катили машины, мальчик перевернулся на мотороллере, встал, отряхнулся, оттаскивает машину, две немочки в шортах переходят дорогу, лошадка с пролеткой цокает, и в коляске шумная компания немцев. Но это все там, в городе, а в нашем арабском отсеке время замедленно. Вот где можно побывать в полном одиночестве, имея вокруг в двух метрах от себя клокочущий южный курортный город и при этом глядя на него издали.
В одиночестве этом я пробыл ровно столько времени, сколько потребовалось, чтобы достать очки и блокнот, заказать официанту кофе и закурить первую сигарету. Повернувшись к пепельнице, я почувствовал, что сосед мой проснулся, так сказать, спустился со своих горних высот. Непроизвольно я повернул к нему голову — тот смотрел на меня в упор ясными, готовыми к общению глазами и радостно улыбался. Начал он с протокольной части:
— Дойч?
— Ноу
— Итальяно? Свиден?
— Ноу, ноу
Он, вслушавшись в акцент, наконец определил:
— Полон. Добже ден!
— Да нет, я русский. Рашен.
— О-о! Русски! Владимир Путин. Ельцин-Жириновски!
Ну а дальше пошло по-накатанному:
— Ю фест ин Тунис?
— Фест.
— Ну и как?
— Вери гуд.
— Ну так ясно же, что вери гуд, как может быть иначе! Ежу понятно — Тунис!
Общались мы с трудом — мои 34, ну от силы 43 слова, и у него, похоже, столько же. И я все ждал, когда же он устанет напрягаться и мы наконец замолчим. Но паренек оказался упорным. Не отставал. И тут появился третий, его друг, бербер лет сорока. Этот знал немного польских слов и гораздо больше английских. Он внимательно слушал меня, а потом переводил моему собеседнику. Иногда спрашивал сам.
— Колд Москоу?…О-о!!! (В Москве уже были ночные заморозки).
— А сколько стоят такие сигареты в Москве? Не может быть! Это очень хороший прайс. Можно?
— Да-да, разумеется, угощайтесь.
— Хорошие. Нет, правда, хорошие.
Старики за соседним столиком поглядывали в нашу сторону, прислушивались. А я старался не раздражаться на это бессмысленное натужное общение.
Наконец, решив, что контакт установлен и мы уже подружились настолько, что можно, араб спросил меня:
