— А зачем все это?
— Чтобы не чувствовать самогонного запаха и вкуса.
— Тогда зачем они ее пьют?
— Разве этих мексиканцев поймешь? А зачем они перец острейший едят целыми стручками? Я попробовал их соуса «чили», думал, что это томатный, типа нашего «Южного», и чуть рот себе не сжег. А Иван посмеивается и намазывает на хлеб как мармелад.
— Может, она очень дешевая? — предположила я.
— В том-то и дело, что жутко дорогая! Национальный напиток. Как у нас водка или армянский коньяк. Кстати, о коньяке…
Он разлил остатки из бутылки. Получилось каждому на донышке рюмки.
— У тебя ничего больше нет?
— Есть еще немножко «Шартреза», но меня от него тошнит.
— А ты не пей, детка, ты только чокайся, — засмеялся Лека. — Тащи «Шартрез», а сама допивай тогда коньяк. — И он перелил в мою рюмку свою порцию.
Я принесла ему «Шартрез» из буфета. Он обрадовался, как ребенок.
— Одним словом, тогда на даче я очень быстро наклюкался и даже не помню, как отрубился. Дело было в середине сентября, светало уже поздно. И вот ближе к утру я вижу дивный сон: будто лежу я в кровати голый, а Марик ласкает меня… Берет в рот. А во рту у него так горячо и нестерпимо сладко… Мне так хорошо, как никогда еще не было. И стыдно. В нашей компашке уже давно знали слово минет, но ребята отзывались о нем неуважительно, с оттенком брезгливости, и связывали его в основном с вокзальными проститутками, которых называли — сосками. Представить же, что кто-то из своих девчонок занимается этим делом, было для них совершенно невозможно. А уж про наоборот, чтобы они девчонкам делали нечто подобное, и говорить не приходится. Это было самое страшное оскорбление, если кого-то называли — лизами. Сама понимаешь, представить, что такое возможно между школьными товарищами, друзьями, просто не хватало воображения. Поэтому наравне с невероятным блаженством я в этом сне испытывал столь же острое чувство стыда.
Лека внимательно посмотрел на меня, очевидно, отыскивая на моем лице скрытую насмешку. Но ничего кроме внимательного сочувствия он в моих глазах не увидел.
— Сплю я, сплю и чувствую, что подкатывает невероятное блаженство, и каким-то образом начинаю понимать, что это не совсем сон. Я даже начинаю различать характерные чмокающие звуки, которые всегда сопутствуют этому делу. Я начинаю уговаривать себя, что это такой реалистический сон, но тут в него врывается далекий, но совершенно отчетливый звук первой электрички, и мне становится так страшно, что я боюсь открыть глаза. Я, конечно, понимаю, что никакой это не Марик, а эта прыщавая писюшка Люська. От одной этой мысли я чувствую, как все у меня ложится, а она в ответ на это еще энергичнее и нежнее начинает ласкать меня языком, время от времени погружая глубоко в глотку.
