Винцо Грнко презрительно на него посмотрел и сплюнул. Затянулся слюнявой самокруткой так сильно, что она вспыхнула пламенем. Он притушил его рукой и стал неторопливо рассказывать о чьей-то жизни и чьих-то мытарствах. Изредка носком сапога ударял по камням у дороги и отшвыривал их вместе с глиной неподалеку в траву. Вдруг Винцо сказал:
Сколько всего просеялось через мои сорок лет. Сколько всего, и ничего хорошего.
Разве только то... — не упустил случая капитан, чтобы как-то утешить его и в то же время заинтересовать приказом, но Грнко не дал ему договорить:
Нас было четверо. Старший погиб в концентрационном лагере, младший борется со смертью.
Он сказал это так, будто внутренне был не причастен к тому, что сейчас происходило довольно далеко от них, но все же не так далеко, чтобы не касаться и их.
Вдруг кто-то впился ему в локоть — будто буравил когтями. Он дернул руку, высвобождая ее, и увидел искаженное лицо Галагии. Запрокинув голову, тот хотел что-то крикнуть, но не мог выдавить ни звука. Наконец это ему удалось, хотя крик его скорей походил на мяукание:
Вот он! Вижу!
Капитан тоже заметил самолет, прикинул расстояние и сказал:
Далеко еще.
Метод Галагия был не бог весть каким смекалистым парнем, но прилив страха подсказал ему самое правильное, по его мнению, решение. Он закричал:
В лес, врассыпную!
Грнко покосился на него, высвободил, наконец, руку и крепче ухватил свою сучковатую палку. Совершая эти нужные движения, он угрожающе прошипел Галагии:
Шевельнешься, убью.
Галагия не шевельнулся. На лбу и висках набрякли синие жилы — это было все, на что его хватило. И еще: от корней волос побежали тонкие струйки пота, будто между слипшимися волосами под сдвинутой на затылок ушанкой был родничок, вздумавший как раз в эту минуту доставлять ему неприятности.
С тебя станет: плюнуть на раненых и беспомощных и спасаться бегством. Ты и на такое горазд, выговаривал ему Грнко.
Капитан следил за бомбардировщиком — летел он сравнительно низко и чуть в стороне от них.
Порожний, решил капитан, это, должно быть, тот самый, что лютовал в Старой долине.
«Хейнкель»? — спросил Галагия.
«Хейнкель», подтвердил капитан, но этот нам не опасен. По крайней мере сейчас.
Грнко ухмыльнулся и насмешливо повторил:
По крайней мере сейчас.
Он отвернулся от Галагии. И нахмурившись, сказал:
Хорошенькое утешение — «по крайней мере сейчас». Кому нужно такое утешение, пан капитан? К счастью, мы ваши офицерские утешения опередили, потому как учли и эту возможность. Эту и прочие. Я сказал — опередили, точнее было бы сказать — мы без них обойдемся: как сделал Егоров
