А нам был поставлен приказ — не менее полутонны. Это было решено наверху. Тоже, причем, не бог весть что…
Ну, Голованов собрал нас, опытных летчиков, все бывшие почтовики, к дальним трассам привыкли: давайте, говорит, советоваться, что делать будем.
Первое, конечно — облегчать машины. Снимали все, что можно. А с самолета много не снимешь. Убрали бронезащиту… да сколько ее было.
Поставили дополнительные баки.
Разработали кратчайший маршрут. Выбрали оптимальную скорость, экономическую. Вроде — получается, достаем.
С метеорологами посоветовались, карту ветров тоже постарались учесть.
Ну, значит, наберешь высоту — и ползешь себе, только на расход горючего поглядываешь. Мотор разрегулируется, начнет пережигать бензин сверх расчетного — можешь не дотянуть домой потом.
Долетим, разгрузимся — и обратно. Эффективность таких бомбардировок была, конечно, очень низкая. Скорее, тут политическая задача, психологическое воздействие. Во всех газетах назавтра: «Сталинские соколы обрушили бомбы на логово фашистского зверя!»
А куда мы их обрушили — черт его знает, честно говоря. Бывало, как половина топлива сожжена — ищем любой огонек внизу, разгружаемся по нему — и назад. А что делать? Иначе назад не вернешься. Бывало, и без всякого огонька бомбы сбрасывали. Штурман на карте отметит где надо, в бортовой журнал запишет, что цель была затемнена — вот и все.
В октябре сорок первого фронт был уже под Москвой, и мы эту затею бросили — до самого сорок пятого.
* * *
Потом и предисловие, и саму книгу, долго и поступенчато кромсала военная цензура и Глав ПУР. Выходила она, как было принято, около трех лет.
Иван Григорьевич Богданов дожил до ее выхода. И умер через несколько месяцев.
Что тут скажешь. Достойный был человек.
