— Хорошо, я завтра зайду к Вам. — И он уходит. А фигура в углу остается. Смотрит на меня.
Смерти нет. Есть только страх.
В палате я одна. Это хорошо.
Медсестра боязливо косится на меня, а я кошусь на фигуру в углу.
— Вы будете в порядке? — спрашивает она. На самом деле ей это не интересно, ей хочется пойти посмотреть телевизор.
— Да, — отвечаю я. Стараюсь говорить спокойно, уверенно. Нельзя дать страху завладеть мной.
Некоторое время мы просто смотрим друг на друга.
— Смерти нет, — наконец говорю я.
Говорить трудно. Слюна закончилась, и язык едва шевелится. Но все-таки повторяю:
— Смерти нет.
— Есть, — отвечает мне высокая фигура в балахоне. Он все еще стоит в углу. — Вспомни, свою бабушку.
— Она была стара и просто устала.
— Но она умерла.
— Да, она умерла, — соглашаюсь я, и фигура делает шаг в мою сторону. — Она прожила долгую жизнь, больше ста лет! Она просто устала.
— Были и другие. Они тоже умерли.
— Смерти нет, — упрямо твержу я. — Человек просто переходит в другое состояние.
— Но его больше нет, — возражает фигура в балахоне. Он бесшумно движется ко мне по кафелю палаты. — Его тело застыло, его жрут черви.
— Это всего лишь круг жизни. Как круговорот воды в природе. Сперва одно состояние, потом другое, а потом третье — вода, пар, лед.
— Нет, это совсем другое! — Он уже близко. Если я протяну руку, то, наверное, даже коснусь его.
— Нет! Смерти нет. Есть только страх. А ты всего лишь дух, и я не боюсь тебя.
— Боишься, — уверенно возражает фигура. — Все боятся.
— Я — не все.
Продолжаю упрямиться, но чувствую, как страх завладевает мной.
Ребенок в моем животе забарахтался.
Мое дитя.
Я обнимаю живот похолодевшими руками и продолжаю твердить:
— Смерти нет. Есть только страх. А ты… ты… — я запинаюсь и вдруг громко выкрикиваю: У тебя нет власти надо мной!
И все закончилось.
Когда сестра вбежала в палату, я, скрючившись, сидела на своей койке, живот судорожно содрогался.
— Что случилось?
— Схватки. У меня начались схватки.
Меня везут по больничному коридору. Боль просто дикая. Над головой мелькают лампочки. Я то и дело пытаюсь приподняться и оглянуться: нет ли фигуры в балахоне?
— Успокойтесь! — твердят мне тут же люди в белых халатах. — Это всего лишь схватки.
Ничего себе «всего лишь»!
Наконец, меня привозят в родильное отделение, и врач-акушер судорожно пихает мне какую-то бумажку.
— Умоляю Вас! — В его голосе слезы. — Соглашайтесь на кесарево. Только не в мою смену! Только не в мою!
Я оглядываюсь: фигуры в балахоне нет, — и подписываю бумагу.
