Нет, Чуча не рассказал об этом Белке с Сухой Сосны. И ему было неприятно, что она права.
— Все худшее в лесу, — сердито говорила Белка, — названо именем Волка. Ядовитые ягоды — красные на кусте, они потом почернеют — волчьи ягоды. Ядовитые листья — вон те — волчье лыко. Ни один зверь, поедающий траву, даже в голодное сухое лето не станет есть их.
Мягкие светло-зеленые листья волчьего лыка вздрагивали на ветру.
— Ну и пусть, — сказал Чуча, и ухо его издалека приняло по ветру знакомый голос.
У-оо-о! Знают только дубы и грабы,
взвизгивал Скальный,
Знают только дубы и грабы,
Как со мною старшие грубы.
Но зато у меня есть зубы,
С каждым днем острей
мои зубы.
Это была его мстительная песенка.
— Опять дома оттрепали! — проворчала Белка. Она тоже всегда слышала Волчонка издалека. И любовь и ненависть чутки.
— Я уже большой, — пожаловался Волчонок, — а вот смотри! — Он нагнул голову, и Чуча увидел кровь на прокусанном ухе, — Это называется — учить. У, волки!
— Ничего, — стал утешать Чуча, — А вот меня никто не кусает, зато и не учит. Белка с Сухой Сосны говорит, что я слабый и не хитрый.
— Да. У тебя мягкие когти.
— Что же делать?
— Надо дождаться, что скажет лес.
— Но он про меня никогда не говорит.
— А про нас, волков, он поет. Пойдем в бурелом. Там темнее и лучше слышно.
И правда, среди поваленных елок и сосен, поросших седым мхом, за рощей скальных дубов, все говорило о волках, об их логове под вывороченными корнями, о белых костях оленей и косуль, что лежат у входа в нору…
И лес пел не так, но о том же:
Елки мои серы,
Балки мои сыры,
Волки мои сыты…
— Когда выпадет снег, я стану охотиться один, — вздохнул Скальный, — Только это еще не скоро.
Однажды Чуча дремал среди брусничника, у поваленной ели. Он теперь выходил сюда встречать своего друга: очень уж сердилась и кричала Белка с Сухой Сосны, когда видела их вместе. Листья брусничника побурели от дневной жары и утренних заморозков. Чуча слышал, как копошится среди них паук и как звенит его паутина.
У меня паутинки-струнки, — так говорил лес.
На полянках травинки тонки, — говорил лес.
Чуча закрыл глаза, и зарябили сразу красные брусничины, ярко-желтые листья берез, желто-бурые толстоногие еще опята с матовыми шапочками — все, что он видел, пока бежал сюда от родной поляны. И вдруг — стоп!
Чучу точно толкнуло. Он сразу открыл глаза, вскочил… И тотчас что-то острое и зловонное коснулось его боков, и он поплыл-полетел над брусничником и сухими ветками.
