Когда папа сказал нам, что мы переезжаем во Флориду из-за этих болотных оленей, мы все взбесились. Нам не хотелось уезжать из Берлингтона.
Моя сестра Эмили плакала несколько дней. Ей уже шестнадцать, и ей не хотелось бросать старую школу в последний год. Я тоже не был в восторге. Не хотел расставаться с друзьями.
Мама тоже поначалу упиралась. Но отец быстро склонил ее на свою сторону. Мама у нас тоже ученый-биолог. Они с папой совместно работают над различными научными проектами. Так что в конце концов она поддержала его идею с оленями и переездом.
И тогда они уже насели на нас вдвоем с Эмили. Пытались нас убедить, что такой шанс выпадает раз в жизни. Что глупо было бы просидеть всю жизнь на одном месте и ничего больше не повидать. Тем более что нам обязательно понравится во Флориде. И мы еще долго будем вспоминать это захватывающее приключение.
В общем, мы все-таки переехали.
Мы поселились в лесной глуши. В маленьком белом коттедже на самом краю болота. Это действительно был конец света. До ближайшего городка можно было добраться только на машине. Помимо нашего коттеджа, здесь стояло еще пять-шесть коттеджей. Таких же белых и маленьких, как и наш. На заднем дворе папа соорудил загон для оленей. Так что среди обитателей поселка мы стали известны как обладатели шести непонятных копытных зверюг. Жаркое флоридское солнце нещадно палило с утра до ночи. А сразу за нашим задним двором — благо, он был немалых размеров — тянулись бесконечные унылые болота.
Мне надоело смотреть на оленей, и я снова навел бинокль на болота.
— Ой. — Я даже вскрикнул от неожиданности, когда на меня из бинокля уставились два черных глаза. Я опустил бинокль и просто посмотрел на болота, щурясь от яркого солнца. По самому краю болота важно расхаживала какая-то большая белая птица с длинными и тонкими ногами.
— Это журавль, — сказала Эмили у меня за спиной.
Я и не слышал, как она подошла. Я обернулся. На сестре была белая майка и красные джинсовые шорты. Эмили у нас очень высокая и худая. Она сама чем-то похожа на журавля. Тем более что волосы у нее светлые, почти белые. И очень длинные. Обычно она собирает их в хвост.
Птица развернулась и направилась в глубь болот.
— Пойдем за ним, — предложил я. Эмили надула губки. С тех пор как мы сюда переехали, это полусердитое-полуобиженное выражение вообще не сходило с ее лица.
— Неохота. Жарко.
— Да ладно тебе. Пойдем. — Я потянул ее за руку. — Интересно же, что там делается на болотах. Давно пора было пойти на разведку.
