Без права на покой [Рассказы о милиции] | страница 25
— Послушай, кореш, да ты не человек, а рысь! — как- то воскликнул один из приятелей Курасова, восхищенно заглядывая в его зеленоватые, с пронзительными искорками глаза. — Ей-ей, настоящая рысь! Торжественно нарекаю тебя, раба божьего, этим прозвищем. Аминь!
Кличка Курасову понравилась, и она прочно, как пиявка к голому телу, присосалась к нему. Понравилась же потому, что был наслышан: рысь — зверь неуловимый. А он как раз и хотел быть таким. И, выходит, стал. Из этого следовало: отныне он, Курасов, для стражей законности и порядка — что ветер в поле. Попробуй-ка поймай и задержи.
Тут Курасов впадал в глубокое заблуждение, свойственное для всех без исключения преступников. Заключается их заблуждение в том, что, с одной стороны, они чрезмерно преувеличивают свои умственные способности и физические возможности, с другой — значительно недооценивают эти качества у работников милиции. Почему? Видимо, в немалой степени потому, что иным преступникам какое-то время действительно удается оставаться безнаказанными за свои злодеяния. Но только какое- то. Рано или поздно возмездие непременно наступает. Это ведь как гнойный нарыв, как злокачественная опухоль. До поры до времени их можно не замечать, можно даже терпеть, но затем следует хирургическое вмешательство.
Так вот, о рыси. Спору нет, зверь сильный, коварный, жестокий. Тем не менее и она попадает на мушку опытного охотника, и с рыси сдирают шкуру... То же самое примерно происходило и с Курасовым. Несмотря на всю его воровскую изобретательность, предусмотрительность, профессиональность, он снова и снова оказывался на скамье подсудимых. Читатель, очевидно, помнит, что после неудавшегося ограбления квартиры в Калинине и последовавшего затем наказания Курасов очутился на воле в пятьдесят шестом году. А спустя несколько месяцев народным судом третьего участка города Воркуты снова был приговорен к пяти годам. Освободился в январе шестидесятого. Утихомирился? Нет. Прошло семь лет — предстал перед народным судом Кинельского района Куйбышевской области. Мера наказания — четыре года лишения свободы.
Тогда, в тысяча девятьсот шестьдесят седьмом, ему исполнилось сорок лет.
Очередной выход Курасова на свободу состоялся в семьдесят первом году. То был первый случай, когда срок наказания отбыл он полностью. Не скостили, как делалось раньше по разным причинам, не то что год или хотя бы месяц, не скостили ни единого дня. Пришлось крепко и надолго задуматься: как быть дальше? А что если снова попадешься с поличным, получишь на полную катушку и будешь снова отбывать срок от начала и до конца? Тогда ведь можно остаться на бобах, ибо — чего уж там хитрить перед собой — большая часть жизни осталась позади, под уклон покатилась жизнь-то. Вон и виски запорошило, и под глазами мешки, и вокруг подбородка дряблые складки — бриться приходится с опаской. Тогда что же, поставить на неосуществленной мечте крест, поднять руки, мол, пардон, не по зубам она мне, сдаюсь? Черта с два! Еще не все потеряно, еще руки-ноги целы, голова на плечах, а кого потрошить, кхе-хе-хе, всегда найдется. Иное дело, действовать наверняка, ни в коем случае больше не рисковать, только наверняка!