Он подошел. Взял. Проверил карманы: бумажник, ключи. Мобильный остался в портфеле.
Он надел трусы. Брюки. Вместо разорванной майки была новая.
– Оперативные… – усмехнулся он.
Надел майку, рубашку, жилетку. Стал завязывать галстук.
– Можно, я поговорю с твоим сердцем? – раздался голос девочки.
Он оглянулся: голая Ип стояла в двери спальни. На детском теле ее блестели капельки воды. Покончив с галстуком, он надел ботинки, пиджак. Застегнул две нижние пуговицы на пиджаке. Покосился на себя в зеркало. Вышел из спальни, задев мокрое плечо Ип.
– Что жилаете випить? – Таиландка стояла посередине гостиной.
– Випить, – скривил он губы. – Осинового сока нет?
– И что? – не поняла она.
– Осинового сока. Или березового молока, на худой конец?
– Бе-резо-ва? – наморщила она маленький лоб.
– Ааа… – обреченно махнул рукой Боренбойм. – Где выход?
– А вот издес, – послушно двинулась она.
Прошла в прихожую. Открыла белую дверь в тамбур. Надела прямо на шлепанцы большие валенки с галошами. Накинула серый пуховый платок. Открыла толстую входную дверь. Сошла вниз по мраморным ступеням.
Боренбойм вышел из дома. Двор и сам дом были подсвечены. Березовый лес густо стоял на участке.
Служанка шла по широкой асфальтированной дороге. К стальным воротам в высоком кирпичном заборе. Шаркала валенками.
Боренбойм огляделся. Поднял ворот пиджака. Вдохнул сырой ночной воздух. Напряженно двинулся за служанкой.
Она подошла к воротам. Вставила ключ в скважину. Повернула.
Ворота поехали в сторону.
– Можно, я поговорю с твоим сердцем? – раздалось сзади.
Боренбойм оглянулся: дом. Два этажа, белые стены, серая черепица, две трубы, ажурные решетки на окнах, медное солнце над дверью. На фоне подсвеченного дома стояла едва различимая голая фигурка. Она бесшумно подошла. В полумраке глаза Ип казались еще больше.
В полутемных окнах дома – никого.
– Можно? – Ип взяла влажными руками его руку.
Боренбойм глянул в открытые ворота: за ними пустая ночная улица. Лужи. Столб. Щербатый забор. Обыкновенный дачный поселок.
– Ты простудишься, – произнес он.
– Нет, – серьезно ответила Ип. – Пожалуйста, можно? Потом ты поедешь к себе.
– О’кей, – по-деловому кивнул он. – Только быстро.
Она оглянулась, посмотрела на качели возле беседки, потянула его руку:
– Идем туда.
Боренбойм пошел. Потом остановился:
– Нет. Мы не пойдем туда. – Он глянул на ворота: – Мы пойдем туда.
– Хорошо. – Она потянула его к воротам.
Они вышли за ворота. Ип потянула Боренбойма к обледенелому сугробу на обочине дороги. Он пошел за ней. Под его ботинками похрустывал лед. Босая Ип передвигалась бесшумно и легко. «Ангел, блядь…» – подумал Боренбойм. И произнес:
