Трофейщик | страница 27



Они решили доехать на электричке до Витебского вокзала и, чтобы немного прогуляться, дойти до Юраниной мастерской пешком — Ванин звонок с сообщением о перемене места застал их уже в дверях.

«Какой он все-таки смешной, — думала Катька, искоса поглядывая на Алексея, вышагивающего с обычным гордым видом в надвинутой на прикрытые темными зеркальными очками глаза кепке. — Вот уж действительно — попирает шар земной». Алексей шел медленно, но шагал широко. Ногами, обутыми в высокие сапоги-казаки, подфутболивал мелкие камешки и громко отвечал на приветствия почти всех прохожих, встречавшихся на пути к станции электрички.

«Здравствуйте, Алексей!» — приветливо говорила пожилая женщина с авоськами, неспешно шествующая домой из гастронома. «Леха, привет! Выпить хочешь?» — кричали из шумной компании, сидевшей на обломке бетонной плиты посреди газона и традиционным способом коротавшей досуг. «Добрый день», — весело бросил мальчишка, обогнавший их на велосипеде. «Вот она, народная любовь. Даже завидно».

— Леш, ты что, весь район здесь знаешь?

— Знаю. Я живу тут — как же не знать?


Витебский вокзал встретил их обычным гулом. Шарканье тысяч ног об асфальт перронов разносилось по гигантскому павильону, отражаясь от сводчатых металлических стен и потолка, эхом возвращаясь вниз. Люди кружили между железными колоннами в ожидании электричек, выстраивались в кривые короткие очереди у киосков с пирожками и газетами, курили, пили пиво, бродили вдоль книжных развалов с отсутствующими лицами. Внизу на улице было еще более суетно и тесно от рядов бабушек, торгующих сигаретами, грузчиков, вытаскивающих из автомашин непонятного назначения ящики и тут же загружающих их в другие машины. Десятки удивительно похожих друг на друга мужчин — все, как один, маленького роста, большинство в пиджаках, грязных, прорванных на локтях и спинах, с лицами, прорезанными глубокими и частыми морщинами, с бородами или щетиной, синяками и ссадинами — озабоченно сновали между торговцами и покупателями, подбирая пустые бутылки, прося закурить, выклянчивая сто, пятьсот, тысячу рублей. Настреляв определенную сумму, приобретали бутылку самой дешевой водки, ядовитой даже с виду, и исчезали в шевелящейся, дышащей и пульсирующей темной глубине вокзала.

«Порционные мужички, — подумала Катя. — Кто это сказал? Толстой или Лесков? Действительно порционные. Маленькие все такие, на один раз. На порцию. Как их жизнь прижала! Ничего не могут, не умеют… Выперли с работы, другую не найти — ведь это ж надо ходить, с людьми говорить, себя показывать. Годков ведь им уже каждому под пятьдесят, а то и выше… Так до смерти и будут теперь — подай, поднеси, подержи. И пиджаки их эти — почему они все в пиджаках? Остатки свадебных костюмов, должно быть. Откуда же еще? — не покупали ведь специально… Несчастные люди. А почему, собственно, несчастные? Не хотят ведь работать — лишь один из тысячи берется торговать газетами или идет грузчиком в кооператив. А там, глядишь, можно и подняться потихоньку. А остальные? Только глаза залить, больше ничего им не нужно. Мозгов уже совсем не осталось. А все равно жалко».