Роберт нащупывал на раковине крохотный, с острыми краями кусочек мыла (бля, сегодня же куплю новое), совал его под струю холодной воды (до помазка ли сейчас) и начинал тереть им наждачные крупнозернистые щеки. Именно в этот момент он первый раз за день смотрел на себя в зеркало — маленький прямоугольник, эпоксидкой приклеенный над раковиной, с отбитым нижним правым уголком, забрызганный мельчайшими белыми капельками, вылетающими изо рта Роберта при чистке его крупных ровных желтых зубов, много удивительных лиц повидавший на своем длинном и нудном веку.
Первое, что видел Роберт, посмотрев в зеркало, были его глаза. Широко расставленные, большие, серые, с красными прожилками на белках — красивые, в общем, глаза. Они по определению не могли быть близорукими — предназначенные судьбой для слежения за крутящейся заготовкой, за стружкой, выползающей из-под резца, легко читающие мелкие деления на шкале штангенциркуля. Глаза закаленные, не слезящиеся от едкого дыма «Беломорканала» или автомобильной гари. Глаза настоящего мужчины. Мужика. Они мгновенно узнавали среди окружающих таких же настоящих мужиков, и сейчас Роберт узнал взгляд сидящих за столом парней — свои, точно, свои. Настоящие. Вспомнился вдруг еврейчик во дворе на Пушкинской — его слезящиеся маслины, в которых хрен чего прочитаешь, не поймешь, о чем он думает, поганец. А эти — нет. Все ясно с ними. Если злятся, то злятся, если смеются, то сразу видно, что нож в спину не воткнут.
— Выспались? — спросил у Роберта один из близнецов.
— Ну-у-у, — неопределенно протянул тот, не зная, что его ожидает дальше, но страха неопределенности не чувствуя — ребята с такими глазами не продадут.
— Идите поешьте — прямо по коридору до конца, последняя дверь.
— Спасибо. — Роберт хотел было сказать «браток», но решил пока с этим повременить. Повернувшись, он пошел в указанном направлении. Точно следуя предписанному маршруту, Роберт дошел до конца коридора, открыл дверь и оказался в помещении, чем-то напоминающем маленькое кафе — несколько столиков, прорубленное в стене окошечко раздачи, какие-то картинки по стенам, на столиках солонки, все чистенько, строго, вот только кассы не было.
— Кто такой будешь? — пробасил голос из окошечка. Говорившего видно не было, и Роберт ответил безличному собеседнику:
— Да меня вот послали…
— Ха-ха, послали. Правильно послали. Чего надо?
— Поесть, сказали, можно…
— Ну, иди сюда. Иди, иди, не боись. — Голос за стенкой не выказывал агрессии, и Роберт робко подошел к раздаче. Оттуда выглянуло лицо, нет, даже не лицо, а словно вылепленный из теста и слегка подрумяненный колобок, с той только разницей, что колобок — он как бы по определению должен быть небольшой, а этот шар, шарище был такого размера, что почти заслонял амбразуру в стене. — Кашу будешь?
