Значит, завтра начнем прочесывать северное шоссе номер один. С утра надо будет взять машину из ремонта и заглянуть в несколько универмагов, поинтересоваться насчет лака в крапинку. Да, и не забыть бы предупредить секретаршу Шефа: пусть на время перейдет на другой лак или же объезжает стороной роковое шоссе.
Когда наконец открывается входная дверь, я остервенело крою вторую пару брюк. Дело идет к ночи, однако усталость как рукой снимает, стоит только позади раздаться рокочущему, словно морской прибой, басу:
— А я-то думал, ты спишь…
Я оборачиваюсь: вроде бы руки-ноги целы. За спиной Даниэля в комнату прошмыгивает Мартин.
— Могли бы явиться и пораньше. Ужин не только остыл, но и окаменел, пока вас дождался.
— Не беда, — бодро отвечает Мартин. — Сметем все подчистую.
— Сперва под душ или сначала отчитаться? — спрашивает Даниэль.
— Отчитаться.
— Ладно. Кандидат на Нобелевскую премию, твой приятель литератор, при виде меня испытал легкий шок. Ни слова не говоря, я вручил ему фотографию.
— А он что?
— Там было на что посмотреть. Сначала он побледнел, потом посерел. Затем пошел красными пятнами и, наконец, снова сделался весь серый. После чего разрыдался, и тут его всего перекосило — челюсть-то у твоего ухажера сломана. Порвал снимок в клочки, потом принялся складывать обрывки. Словом, спектакль шел без перерыва, только сменялись картины. Ну а когда смотреть надоело, я удалился.
Мартин бросается в кресло и, заглушая жалобный стон пружин, во все горло хохочет.
— Судя по описанию, это Круз, вот только я не понял, о чем речь.
— Оно и к лучшему, — замечаю я.
Дождавшись своей очереди, Даниэль продолжает:
— Съемки прошли нормально, если не считать того, что затянулись допоздна. А что у тебя новенького? Схватила убийцу?
— Отложила на завтра. — Мне хочется спросить Даниэля, насколько он в курсе этого дела, обсудить с ним кое-что, посоветоваться, но у бдительного Мартина ушки на макушке, так что придется воздержаться.
— Даниэль сказал, что съемки прошли нормально, а ты, вижу, и поверила, — встревает вездесущий братец. — Если Файшак хочет помочиться, то штаны ему застегивай каскадер. Это, по-твоему, нормально?
Отложив в сторону шитье, я встаю.
— Совсем ты, братец, зарапортовался, — одергиваю я Мартина. — Услышала бы мама, в какой манере ты теперь разговариваешь, ее пришлось бы холодной водой отпаивать.
— Чего ты к парню цепляешься? — недоумевает Хмурый.
— Ничего! Наверное, радоваться надо, что он не хнычет, как хлюпик, а рассуждает под стать взрослому мужику.
