И тут смех их одолел. Плакальщик-то этот знаешь кто был? Это был сам Нечистый.
— Эй, старина, чего воешь, какая беда?
— Мать что ль, по шеям надавала?
— Али бабка мерку сымала, что остались портки в красную полоску?
Тут он не то что заплакал — завыл во всю мочь. Рожу руками закрыл, к огню на корточки сел, согнулся в три погибели. Слезы текут в три ручья, по рукам, по бороде.
Пастухи ну еще пуще смеяться да зубоскалить. Потом он поутих, его и спрашивают, что у него за горе. Черт утирается, носом сопит:
— О-ох, ох… у-у-у… померла… ох… ба-а-бка… померла-а-а!..
Тут пастухи так зареготали, что и про бедного чертяку забыли совсем. Один говорит:
— Парни, а он, ей-богу, не врет. Намедни мне один наш пастух сказывал: у Аннуса-то, из Железной Дыры, и впрямь пропала белая кобыла. В болоте утопла. А этот-то, горемыка чертов, как раз оттуда идет со слегою! Эй, приятель, дак это бабка твоя, что ли, была?
И опять пошла потеха.
Отнял он от лица руки и говорит:
— Вам бы меня пожалеть, а не шутки шутить!
Такие слова пастухам не по нраву пришлись:
Ишь, сирота отыскался!
— Видали! Хочет, зверюга, чтоб мы по евонной старухе пролили слезу!
— А дубины не хошь?
Нечистый тут обозлился.
— Не хотите добром, — говорит, — силой заставлю заплакать.
— Ого! А ну-ка заставь!
Тот, не говоря больше ни слова, как на корточках был, поворотился задом к огню. И сразу оттуда пошел шип да смрад, будто змеиный клубок в огонь бросили. Поднялось синее облако и тут же прянуло вниз, никто и отскочить не успел. И защипало у всех в носу, потекли слезы из глаз.
— Ну что, заревели? — Нечистый злорадствует. — Плачьте теперь до скончанья веков, вы и все, кто будет за вами! — И в лес сиганул.
С той поры и повелось: где огонь, там и дым, — закончила Тийю. — Вот дым-то откуда взялся на свете.
— А теперь, дочка, зажги-ка лучину, пойдем в заднюю комнату. Ты пряжу будешь мотать, а я заштопаю пару носок.
Пошли они в заднюю комнату.
— Мама, мама! — крикнула вдруг Вийю. И не успела она мотовило отставить, к матери подбежать, как дверь распахнулась настежь и появился Тыну. Это так быстро все сделалось, что даже кудлатый Мури не успел зарычать, куры на насесте не шелохнулись. Мать с дочкой на своих местах так и застыли.
Мертвец, видя это, приказывает:
— Тийю, ну-ка поищи у меня в голове!
Делать нечего, пришлось ей подчиниться.
А маленькая Вийю шепчет ей потихоньку:
— Мама, гляди, какие у папы большие зубы!
Тийю будто что вспомнила:
— Сейчас, Тыну, не гневайся, погоди чуток. Я только схожу кашу проверю, а то пригорит.
