А Тыну со страху ни слова сказать.
— Ну живей, молодец! Не люблю я время терять понапрасну! — снова раздался ужасный, гулкий, как со дна колодца, голос.
Тыну осмелился наконец взглянуть на пришельца. Огромное волосатое страшило стояло пред ним. Изо рта с каждым словом вырывались клубы дыма, глаза искры метали.
— Вижу, пришел ты просить, чтоб я оживил твоего самодельного беса. Ну хорошо, Тыну. Коль хочешь, бьем по рукам на пять лет. Не хочешь — катись подобру-поздорову! С такими, как ты, не оберешься хлопот, себе же дороже выйдет!
— Слушай, нечистая сила, иль как там тебя еще кличут, — храбрится Тыну. — На пять-то лет не мало ли будет?
— Говорю, не хочешь — не надо. Проваливай! Жена, небось, шкуру спустит, что струсил и дело все загубил! — издевается тот.
Тыну подумал: «Ах ты, старый злодей, а ведь правда твоя! Тийю ни за что не поверит, договориться, мол, не могли, на сроке, вишь, не сошлись. Побоялся, скажет, и все!»
— А ты ведь, я знаю, пьяница горький, — продолжает Нечистый, будто угадав мысли Тыну. — Того и гляди помрешь с перепою, вот и выйдет, задаром я тебе услужу. Нет, уговор на пять лет, и дело с концом! По рукам?
— Накинь хоть пару годков! — торгуется Тыну.
— Никак не могу, последнее слово!
Тыну подумал еще чуток и махнул рукой:
— А, была не была!
— Ну, по рукам? — прохрипел Рогатый.
И Тыну вложил свою руку в огромную мохнатую лапу Нечистого.
— По рукам! — развеселился тот.
— По рукам! — скрепил Тыну свое согласие, а сам подумал: «Ну погоди, дубина, уж я постараюсь прежде сроку избавиться от тебя. И от беса избавлюсь, пускай только мне натаскает добра, да зерна, да серебра-злата».
— Дай мне крови из указательного пальца, я тут твое имя поставлю, — потребовал черт, выхватывая из-за пазухи свиток из козлиной кожи.
Тыну вытащил нож, уколол себе указательный палец, выдавил пару капель, и Нечистый написал этой кровью на коже имя Тыну, аккуратно свернул свиток и спрятал за пазуху.
— Через пять лет жди, приду за угощеньем! — прогоготал он напоследок и враз провалился сквозь землю. Лишь струйка дыма осталась на том месте, где он стоял, медленно тая в воздухе на глазах у изумленного Тыну.
— Что прикажешь, хозяин? — вдруг услышал он странный, стрекочущий голос подле себя.
Глядит — это бес, сделанный им, стоит и по-собачьи виляет своей еловой метелкой.
— Бутыль самого лучшего хлебова! — крикнул батрак, сам не зная с чего.
Не успел он и глазом моргнуть, как у самых губ оказалась большая бутыль и сама опрокинулась кверху дном. Единым разом выхлебал он полбутыли, дух перевел и опорожнил ее всю. Оно и видать, три недели не пил, жажда замучила. И тут же свалился мешком на дорогу и заснул мертвецким сном. Только на другой день его разбудил какой-то путник.
