(Псал. 17, 26–27). Хотел бы я, чтобы он поучился хоть немного у Павла: есть верный слух, что у вас появилось плясание, и такое плясание, какое не слышно даже у язычников, потому что пляшет царская дочь. И вы возгордились, вместо того, чтобы лучше плакать (1 Кор. 5, 1–2). Но она угождает постыдным делом и получает награду хуже самого поступка, потому что Ирод поклялся: проси у меня, чего хочешь, и дам тебе; даже до половины моего царствия (Мк. 6, 22–23). Видите, до чего доводят человека удовольствия? Видите посрамление любящих зрелища? Ты наперед клянешься: чего ни попросишь у меня, дам тебе, и танцовщице предоставляешь назначить просьбу, клятвой утверждая свое решение. Види шь ли, как страсть к удовольствиям влечет к земле достоинство царей? Видишь, как унижает она царство? Чего бы только ты ни попросила, дам тебе, даже до половины царства. Чего стоит по-твоему у него царское достоинство? Уж не повреждены ли глаза твои? Раз плясала девушка, и ты отдал половину; а если бы в другой раз поплясала, царь тогда остался бы простым человеком. Где достоинство предающихся удовольствиям? Где пурпуровое платье распутных? Половину царства бросил к ногам танцовщицы; молись, чтобы не стала она плясать вторично, или если станет плясать, то хоть бы не так успешно, — в противном случае придется тебе пойти нищим.
Итак, награда была назначена ни с чем не сообразная; чего же требовала эта танцовщица? Она не легкомысленно указывает себе подарок, не тотчас требует награды, но, наперед наученная матерью, уходит с намерением посоветоваться относительно награды со злой наставницей. И какую же требует награду? Хочу, чтобы ты дал мне теперь же на блюде голову Иоанна Крестителя (Мк. 6, 25). Бесстыдство ли удивительное мне оплакивать? Позор ли самого поступка? Обещание ли царя? Или требование награды? Но не содрогаетесь ли вы при мысли о том, до чего доводит пляска? Не чувствуете ли вы отвращения к значению рукоплесканий? Не презираете ли полуобнаженных? Осмелишься ли ты ввести в круг своих друзей танцовщика? Осмелишься ли и сам подружиться с танцовщиком? Неужели не будешь ненавидеть того занятия, которое вызывает небрежный смех у зрителей? Вызывает смех, а доведенное до крайности — убивает пророка! Ненавидеть должны мы пляску, изобретение демонов, упражнение злых духов! Правда, опечалился Ирод, услышав просьбу; но опечалился, можно сказать, слегка, подражая Пилату, или правильнее — Пилатову нраву, потому что рассказываемое событие совершилось раньше события с Пилатом. Умывает руки тот и предает (Христа) на осуждение; печалится и этот — и в то же время из‑за клятвы и ради возлежащих сдерживает свое обещание. Не справедливо ли сказал Господь сегодня: не клянись вовсе? Слышишь увещание Владыки: не клянись вовсе? Зачем в самом деле ты клянешься: затем ли, чтобы при нарушении клятвы поймать в ловушку самого себя, или — чтобы при соблюдении клятвы убить пророка? Плохо то, что поклялся, но еще хуже то, что сохранил клятву: однако ради клятвы, сказано, и возлежавших с ним (Мк. 6, 26). Возлежащих ты устыдился, а Судьи не устрашился? И приказал, говорится, и тотчас принесена была глава Иоанна Крестителя на блюде и отдана девице. Вот и горчайший конец горького пира: отсекается голова пророка, дается девице, и девица принимает; не содрогается при этом зрелище, не пришла в ужас при виде головы, не отвратилась от капель крови: поистине кровожадной львицы еще более кровожадный детеныш! На блюдо кладется голова пророка, на котором обыкновенно носится пища; один и тот же сосуд и для пищи и для убийства! И в тот час, когда из раны текли еще капли крови и сама голова еще трепетала, она поспешно принесена была на пир; а язык все еще шевелился и говорил: «не должно тебе иметь ее». И, взяв, она отнесла матери своей. Наставница в пляске получила нечестивую плату за злые уроки!
