Было так хорошо на душе, и душа моря была так покойна и доверчива, что он даже перестал думать об охоте. Он ощущал себя натуралистом, для которого важно узнать, но не обязательно убить.
Вон, скажем, мимо той барабульки он никак не мог проплыть равнодушно.
Рыбка забавно копошилась в песке усиками-ножками, иногда зарывалась в него по самое рыльце, а затем переплывала дальше. За ней, как следы, оставались ямки.
Рыльце у нее было тупо срезано. Чешую пятнали кроваво-ржавые разводы. Еды в ней, правду говоря, нашлось бы немного. Но остановись, мгновение! Ее весьма высоко ценили именитые древние римляне, о ней писали и Сенека и Цицерон… Может быть, даже Аристотель. Впрочем, сей грек о чем только не писал, даже о ловцах губок, которые погружались на дно в вертикально перевернутых горшках, надетых на голову, — в этаком прообразе нынешней Генкиной маски с трубкой!
Мгновение не остановилось, и Генка забыл о барабульке. Его окружили прелестные крошечные рыбки — их называли ласточками или монахами. На ласточек они походили раскорячистыми хвостиками, стригущими воду, как ножницы. Ласточки держались стайкой, но рассредоточенно. В испещренной бликами воде их окраска представлялась фиолетовой, почти кобальтовой, но при ближайшем рассмотрении тельца просвечивали рыжеватинкой. Они совсем не боялись пловцов, никого они не боялись и были не по-монашески любопытны. Иной раз Генке мнилось, что они тычутся рыльцами прямо в стекло маски, но стоило протянуть руку, как их будто ветром сдувало.
Сопровождаемый эскортом ласточек, Генка сделал еще один разворот и поплыл к Нилу, который, кажется, что-то выследил.
Нил выследил симпатичную кефаль. Он лежал над ней, а рыба, увлеченная скусыванием какой-то живности с водоросли, его не замечала. Соблазнительно синела ее мускулистая спинка.
Подкравшись на расстояние верного выстрела, Нил нажал крючок. Но что он, что он делает?! С кефалью такие шутки плохи, она даром свою жизнь не отдаст!
Ленясь нырнуть, Нил поспешно подтягивал рыбу за гарпун-линь, и она, что есть мочи трепыхаясь, сползала со стрелы. Нил, правда, успел перехватить стрелу раньше, чем кефаль соскользнула с нее.
Ему повезло! Генка не мог спокойно вынести этого зрелища, ведь поведение Нила противоречило элементарным правилам охоты. Но потом он вспомнил, что Нил однажды жаловался, будто у него уже на двух метрах глубины дико ноет зуб и саднит в ухе. К тому же победителей не судят, а Нил, при нырянии зажав на стреле свою добычу, бурно плыл к берегу.
