— И в свою очередь мы подроемся и под Геллерта! — выкрикнул кто-то из толпы, дразня бюргера.
Бериш тотчас подхватил:
— Если хорошенько порыться, благочестие Геллерта, — его манера, расслабляющая нервы, его погребальный тон и его знаменитая проникновенность речей — если не вполне, то отчасти — просто дряблая перистальтика! Обобщение я сделал на днях, когда он сам мне признался, что должен ездить на своем мерине ежедневно ради хорошего пищеварения. Сказал без улыбки, без ловкой вольтерьянской шутки, подходящей к случаю, а как преважное государственное дело.
Студент-теолог, смутясь, возразил:
— Однако курс Геллерта все еще собирает полную аудиторию.
— Хвост носорога, которого мы только что лицезрели на ярмарке, собрал еще большую, — отхватил мигом Бериш.
— Ну, Бериш, это вы чересчур, — поморщился Антиной.
Бериш круто к нему обернулся.
— Не ожидал… Вам, значит, все еще хочется обожать, а не рассуждать? Но, чтобы поднять немецкую литературу на высоту, даже лирический поэт сейчас обязан быть умен. Кроме того, ваш Геллерт, поверьте, недурной практик, и на своем белом мерине он уедет далеко.
— Студенты особо благородного происхождения берут у него частные уроки, — упорствовал бюргер, — значит, наша знать ему доверяет…
Другой бюргер сказал:
— Брат Геллерта держит столовую; он сам — фехтовальный мастер, но кормит отменно. Я у него обедал и выразил свою благодарность…
— Вообще просим студентов почтеннейшего герра Геллерта не трогать, — сказали оба бюргера.
— Еще бы! Уж если сам курфюрст подарил ему мерина…
— А город Лейпциг готов подарить любого из своих старых ослов…
— Благо их немало пасется на Езельвизе, — подхватил целый хор.
«Eselwiese»[43] называлась сатирическая часть «Leipziger Woche»,[44] где нередко продергивали даже почтеннейших горожан.
Бюргеры оторвались от кружек с пивом и, держа в руках, как оружие, длинные трубки, чередуясь, завопили:
— Геллерта читают все немцы — от короля до последнего дровосека…
— Читали бы и вы басни Геллерта — были б умней!
Бериш, как дирижер, взмахнул тросточкой и скомандовал:
— На-чи-нать!
И тотчас понеслись в уши бюргеров громовым хором пропетые первые строчки всем прискучивших басен маститого герра профессора…
Бюргеры плюнули, заплатили за пиво и, чтобы не ввязаться в историю со студентами, направились к дверям. Перед выходом они не утерпели и дружно бросили:
— Молодые ослы!
— Слышим от своих дядюшек! — догнал их веселый ответ.
Смех студентов покрыт был грохотом падающих стульев и буйным весельем, с каким ворвалась в Рихтерскафе новая ватага. Эти уже на другой манер, — из кругов, где умеренно интересовались искусствами и наукой, где сказывалось влияние Виттенберга.
