Расхрабрившись, я попросил еще вина, и кабатчик уважил мою просьбу, не требуя доплаты. Из чего я заключил, что вначале он пытался-таки меня немного обмануть. Приканчивая кувшин, я подумывал, что вот сейчас слегка захмелею, стану храбрее — и попрошу еще хлеба с ветчиной: если же мне опять не откажут, оставлю хлеб про запас. После чего подумаю обо всем остальном. Например, о ночлеге.
Охо-хо! Думать о таких печальных вещах очень не хотелось! Можно, конечно, пойти погулять по городу, даже зайти в церковь и отстоять обедню. Но каждому человеку нужно где-то ночевать! Город — не лес, под кустом спать не уляжешься. Да и нет никаких кустов в городе, кругом дома одни. Интересно, сколько стоит ночлег в самом захудалом приюте, и как устроиться, чтобы у меня, например, ночью не украли лошадь? Зря я все-таки с Рено не посоветовался, прежде чем убегать. Потому что не знаю я, невежда, что мне теперь делать, куда податься.
Когда я пил, я был хоть чем-то занят и не мог отчаиваться. Потому и пил потихоньку, восстанавливая кровь — пока второй кувшин тоже не иссяк. От вина я и впрямь осмелел и начинал оглядываться. Чем больше я пил, тем более приятными казались мне окружающие люди. Надобно с ними посоветоваться, думал я, они ж всю жизнь в городе, может, пожалеют брата-христианина и помогут советом. А может (второй кувшин иссяк) и ночевать к себе позовут! В кабаке происходило что-то интересное: в углу явственно играли в кости (я сам не умел, но знал про игру две вещи: первое — что она очень интересная, и второе — что это смертный грех.) О чем-то смеялось трое приятного вида мастеровых, у одного на коленях сидела девушка — должно быть, дочка, подумал я благодушно, дед-то уже не молод, вон какая бородища. Я потребовал еще вина. Кабатчик, крепкий мужчина, с сомнением обернулся на мой тонкий голос и сообщил, что эта кварта будет последней. Потом понадобится снова платить. Я со всей возможной уверенностью похлопал рукой по столу: деньги есть! Я и в самом деле начинал чувствовать, что деньги у меня есть. Чтобы в том удостовериться, я ощупал подкладку шаперона, и даже вытащил наружу один серебряный кругляш. Когда хозяин принес вино, я катал монетку по столу. А напротив меня сидел довольно противный черноволосый парень и улыбался с таким видом, будто ему здесь самое и место.
Я не посмел ему возражать: в конце концов, это первый горожанин, который на меня обратил внимание. Как ни в чем не бывало он взял мой кувшин и плеснул из него себе в чашку, после чего подмигнул мне самым удивительным образом.
