Ох, батюшки, что же это такое, думал я, тоскливо озираясь. Пропал я, с головой пропал, уж и не выбраться! Со всех сторон меня толкали, дергали, что-то предлагали купить или просили дать пройти — впрочем, все это весьма дружелюбно. Круглолицая девица в синем головном платке ущипнула меня за щеку — как раз когда я крутился на месте, пытаясь разглядеть торчащую из толпы темную голову товарища.
— Чего встал, красавчик? Не меня ли ждешь?
Я ужасно испугался девицы — кто-то мне рассказывал о ей подобных созданиях. То ли отец Фернанд на проповеди, то ли еще кто; говорили, что от таких можно заразиться страшными болезнями и покрыться паршой с головы до ног, они и ограбить могут, очень опасные женщины, сосуды дьяволовы! Отчаянно отнекиваясь, я улизнул меж двумя лотками, едва не опрокинув один из них. Задом, задом — в проход меж домами, выводивший на другую улочку, совсем узкую — так что можно, раскинув руки, достать от стены до стены. Здесь было почти что тихо, пусто и голо, дома стояли вплотную друг к другу, загораживая солнце — но жар все равно оставался. Я поднял голову — узкая полоса бледно-синего неба, все окна, выходящие на улицу, плотно прикрыты ставнями — и понял, что вот я и потерялся.
Эта идея меня даже слегка порадовала. Подумаешь, Рено — как только стало ясно, что он пропал, оказалось, что не очень-то он и нужен. Что же, я погуляю по городу всласть, куплю что мне надобно. А кабак, где осталась моя лошадь, я запомнил (кажется) — он недалеко от площади Сен-Тибо, в сите, и на вывеске у него баранья нога. Так тебе, Рено, поищи-ка меня сам, впредь тебе наука не убегать, а я пока куплю то, что хотел — без твоего ведома. Подарок для Мари, такой, что ей будут все девицы завидовать!
Но прежде чем пойти вперед, я внимательно осмотрел свои руки и ощупал лицо, на предмет поиска начатков парши. Забежать надобно в церковь, исповедаться, что с такой девицей на улице имел дело…
Тут-то меня осенило: не надобно так страдать, бедный дурак, не надобно больше мучиться о грехе неисполнения епитимьи! Пойди и признайся в нем другому священнику, не отцу Фернанду, кому-то совсем незнакомому — бывает, если надобно, людей и без слушания мессы, просто так исповедуют — и убелись, как снег, если храбрости хватит в такую большую церковь одному войти. Хитрость, конечно, нехорошо — отец Фернанд говорит, надобно всегда своему кюре исповедаться, а не чужим священникам. Но ничего, все-таки меньший грех — peccatum levium, minutum, простительный.
