– Ты уже встал? – разочарованно замерла она на месте. – Неужели ринешься в три часа ночи к своей мегере?
Я подошел к ней, налил себе кофе из кофейника на ее подносе и поцеловал бедняжку в бледную щечку.
– Ты же знаешь, что я здесь в связи с исчезновением русской девушки. С утра у меня полно работы, да и огорчать хозяйку не хочется.
Мы устроились рядом на диванчике. Марион шумно отхлебывала кофе и смотрела на меня блестящими глазами.
– Твоя мегера назвала тебя Аленом. Но ведь ты – русский. Или француз? У нас тут много русских, и у них совершенно другие имена, уж я-то знаю. Например, в моем классе учился один симпатичный парень по имени Николя. Его родители были из Сибири, где все время идет снег.
Я оставил рассказ о своих этнических корнях на потом, кратко убедив девушку, что я действительно Петров из Москвы. Ален Петров.
Кофе был горячий и великолепный, не хуже того, что Марион приносила нам с Шарлем во время моего первого визита в дом Монтесье. Голова прояснилась, Марион не казалась уже столь противной и вульгарной, а жизнь – отвратительной, как это обычно бывает с похмелья. Пора было воспользоваться своим импровизированным ночным приключением на благо дела.
– Значит, ты не живешь в доме Монтесье?
Марион хихикнула, подобрав под себя голые сдобные ноги.
– В доме из прислуги никто не живет, а сейчас и подавно. Мсье сегодня собрался уезжать в Женеву, и все получили отпуск на целый месяц.
Решив расспросить Марион на полную катушку, я налил себе новую порцию кофе и повел непринужденный блиц-опрос.
– Слуг распустили на каникулы, потому что Шарля ни с того ни с сего отправили в клинику?
Марион кокетливо улыбнулась:
– Вовсе не «ни с того ни с сего». Мсье давно хотел лечить сына, ведь с тех пор, как утонула Шарлотта, Шарль сам не свой – пьет виски, не просыхает с утра до вечера, ты ведь и сам видел.
– Значит, он действительно любил Шарлотту?
Марион игриво погладила мое колено своей атласной пяткой:
– Он ее просто обожал, дурачок. Она будто приворожила его, на других женщин бедный парень даже не смотрел. А вот Шарлотте Шарль был совсем не нужен, это и слепому ясно.
– Кто же ей был нужен?
Марион закурила и бросила на меня самый что ни на есть таинственный и многозначительный взгляд:
– Никому не скажешь? Хотя, какая разница, это ведь просто мои слова. Но я-то женщина и все сердцем вижу, меня не одурачишь.
Она выдохнула сигаретный дым и уставилась на меня круглыми блестящими глазами.
– И что ж ты увидела сердцем?
