— Я чувствую, что никогда бы не вышла за него замуж.
— Тогда на кой ляд тебе его физиономия?! — удивился я. — Или ты хочешь как следует его запомнить, чтобы не оказаться с ним в ЗАГСе случайно?
— Нет, просто, если бы я была замужем, я обязательно бы изменила мужу с этим парнем.
— A-а, — понимающе протянул я и признался. — Я бы тоже с ним трахнулся, если бы он был девушкой.
Мы продолжали красться за спиной пленительного счастья, однако остаться незамеченными нам не удалось. Когда мы поравнялись с прекрасным незнакомцем, он, не оборачиваясь, спросил:
— Ну-с, друзья, а вы как считаете, что красивее — розы или девятая симфония Бетховена? — у него был тихий, наполненный грустью, голос.
— Идиот! Ты б еще спросил, что зеленее — зеленая улица или зеленая трель милицейского свистка?! — вежливо ответил я.
— Помните, — грустно продолжил он, — все, что не розы, то девятая симфония Бетховена, а все, что не девятая симфония Бетховена, то — розы.
— Чушь собачья! — воскликнула Света.
— И я был того же мнения, — молодой человек обернулся и посмотрел на девушку большими грустными глазами, — и в этом моя Трагедия, — закончил он с патетикой.
— А вы, собственно…
— Да-да, — перебил меня незнакомец, — извините, не представился. Я — Люцифер.
— Лютый Фер? — переспросила Света.
— Люцифер, — поправил ее молодой человек. — Некоторые называют меня Сатаной, Дьяволом, Чертом или попросту Врагом. А мне больше нравится — Излучающий Свет.
— Да ладно, будешь мозги нам пудрить! — воскликнул я. — Какой же ты Сатана?! Я читал в одной книжке, что встреча с Дьяволом вселяет такой ужас, что не найдется человека, который бы в эту минуту вспомнил имя Бога. А ты совсем не страшный. Ну, рыбы несвежей наелся, а в остальном — нормальный человек. Дон Жуан, можно сказать. Плейбой с расстройством желудка.
— А зачем мне вас пугать? — равнодушно пожал плечами незнакомец. — Имя Этого вы и так никогда не вспоминаете. А впрочем, я могу изменить свой облик.
С этими словами он превратился в морскую свинку. Света завизжала. Грызун немедленно превратился в нашего нового знакомого. Но на этот раз он был одет в черный кожаный костюм, увешан цепями, а волосы его были зачесаны в петушиный гребень и выкрашены оранжевой краской.
— Ну, подруга, ты хотя бы крикнула «мама»! — расхохотался он, глядя на мою спутницу, а потом подмигнул мне: — А ты говоришь про Этого!
— Хорошо-хорошо, — отмахнулся я. — Чем лицедействовать понапрасну, скажи лучше, чьи это гады кишат в болоте?
