очень тонкая и очень острая. Уже порезалась несколько раз. Но все
бессмысленно. Я никогда не смогу покончить жизнь самоубийством, я
только себя стращаю, а специально купленные бритвы или ножи потом
использую в быту, чтобы открывать пакеты молока. Такова участь трусихи.
Иногда я думаю, как бы хорошо было быть мужчиной и рассуждать о
чувствах с легкостью Дэна или Борщика. Или, может быть, женщины
просто из другого теста? А Дэн тем временем все равно забирается ко мне
в постель. Какого бы крутого он из себя не строил – его все равно ко мне
133
тянет. Отец по сравнению с ними со всеми – бог. Он не говорит понапрасну,
он просто мыслями и действиями соответствует своему очень высокому
уровню. Обыкновенным людям этого не понять. Я и не понимаю.
* * *
– Я похож на сумасшедшего?
Вашингтон изучила меня мутными, буксующими глазами. Стоило ли
надеяться на сочувствие?
– Ты похож на пидора, – изрекла Вашингтон, довольная взвешенностью
своего ответа.
– Ну, может быть, на контуженного пидора. А на психа похож?
– Мой первый муж был психом, между вами ничего общего.
– Котенка хочешь?
– Иди, знаешь куда?
Котят в результате пришлось тащить на Птичий рынок. Кошка не
обращала на них ни малейшего внимания. Из-за плеча Вашингтон
вырисовался Борщик.
– Борщик, я похож на психа?
– Нет.
Только сейчас заметил, что Вашингтон старательно замазала крем-
пудрой фингал под глазом. Я стал по-настоящему подозрительным – мне
показалось странным, почему Борщик побивает Вашингтон всегда после
нашего с ней общения, а не, скажем, до или через неделю. Ревность?
Вчера, еще до того, как я заперся на ночь в комнате, чтобы чуть не сойти
с ума от одного слова «личинка», Вашингтон рассказала мне обо всех
своих мужьях. Их было трое. Так как я слушал одним ухом, а другим ловил
шумы радиостанции, запомнить удалось лишь то, что один из мужей,
кажется, второй, был инвалидом. Вашингтон служила при нем сиделкой. Я
тогда подумал, что она однозначно достойна другой судьбы, другой жизни,
намного лучше той, которую приходилось влачить в квартире №44. Но на
мой вопрос, почему она не бросит Борщика и не попытается встать на
ноги, Вашингтон резонно напомнила о странностях любви. Любить
Борщика? Это вне моего понимания.
– Спасибо, конечно, но если я не сумасшедший, почему у меня начались
