следующий миг оно, наоборот, сжалось до микроскопических размеров, и
все остальные органы готовы были отказать. Тело истекло потом. Я ловил
ртом воздух, глаза лезли из орбит. Всему причиной стал приступ страха,
панического ужаса. Кошка подскочила. Радиоприемник полетел в дальний
угол комнаты.
Ничто не предвещало такого шока. Я собирался выкурить сигарету,
выключить радио и больше никогда к нему не возвращаться. Никогда
больше не возвращаться к загадочной радиоволне. Но она оказалась
своенравной. Гудение высоковольтных проводов совсем незаметно
притихло, может быть, только поскрипывания как иголка о пластинку
проступили резче – за долю секунды я отчетливо различил чужое
человеческое дыхание, и кто-то сказал одно-единственное слово:
«Личинка». Кто-то в этих чертовых наушниках, на этой чертовой волне
130
спокойным голосом произнес «Личинка», но это почти что обеспечило мне
летальный исход. Я испугался от неожиданности, оттого что это было до
ужаса нереально. Однако я готов был поклясться, что слышал. Слышал,
как незнакомый мужской голос произнес вырванное из контекста слово,
ничего мне не говорящее, какое-то проклятое. Личинка. И опять гул и
поскрипывания, будто ничего не произошло. Будто воображение
разыгралось.
Кое-как отдышавшись и поуспокоившись, я решил об этом не думать.
Надо просто заснуть. И, как ни удивительно, очень скоро я действительно
уснул. Видимо, за несколько секунд организм потерял столько энергии,
сколько он не терял за много часов физического труда, требовалось ее
восстановить.
Но и во сне страх не отступил. Меня преследовал безо́бразный кошмар,
он получил форму только к утру. Я лежал на холодной земле в кромешной
темени, а по моему боку ползла гигантская, мохнатая гусеница. Причем
кожей я ощущал не щупальца насекомого, а только его мохнатую,
дергающуюся спинку. Пришлось проснуться.
Будь у меня силы, я бы порадовался утренней находке. Образ гусеницы
имел симпатичное оправдание. Пока я спал, кошка родила трех котят и
гордо выложила их у меня под боком. Или просто, лишенная инстинкта,
хотела, чтобы детенышей раздавили. Теперь понятно, почему она так
громко урчала, когда ее гладили по животу.
Тяжелая ночь, переполненная дикостями, как будто стала переломным
моментом в моей жизни. Отныне меня настойчиво засасывала
