Она родилась. В крике и страданиях произвела я на свет свою дочь. Ничего нового в этом не было! Я кормила ее в течение девяти месяцев. Женщины, которые не кормят грудью своих детей, упускают не только собственное счастье, но и вредят здоровью детей.
Она была нашим счастьем. Дом без ребенка не дом, не очаг. Вся вселенная как бы перевернулась! Все сосредоточилось на одном: на ребенке в детской кроватке. Ничего не осталось от прежней жизни. Все сконцентрировалось на этом чуде, которое лежало на маленькой белой, особо выстиранной простынке и тихо дышало. Подарок небес!
Каким печальным стал тот день, когда я не могла больше дать ей молока, хотя литрами пила чай, галлонами — пиво и следовала любому совету. Через девять месяцев молоко кончилось.
Боже, как я ревновала ее к молочной бутылочке! Я должна была приготовить все сама, и нужно было показывать дочери, как пьют из бутылочки. Она была против так же, как и я. Но что делать?
Позднее, спустя несколько месяцев, она спала уже целую ночь без всякого кормления.
Я снова могла работать в театре и в кино. Снова, как и прежде, исполнять маленькие второстепенные роли в неизвестных фильмах.
Но вот однажды наметился некоторый сдвиг: меня попросили прийти к господину Форстеру Ларринага в очаровательный крошечный театр на Курфюрстендамм, который также относился к группе театров Рейнхардта. Там проходили прослушивания актеров для участия в «литературном ревю». Оно коренным образом отличалось от других ревю — это было нечто новое.
Меня спросили, могу ли я спеть. «Да, немного», — сказала я нерешительно.
Когда я вошла в зрительный зал, он был освещен. Обычно на прослушиваниях единственная лампочка освещает боязливые лица претендентов. Не могу сказать, что мне было страшно. Я беспокоилась только из-за пения. Мне дали ноты и текст песни, которую нужно было спеть. На этот раз мои музыкальные занятия помогли — я быстро выучила мелодию. Слова запомнились легко; по-моему, они даже были остроумны.
Ревю называлось «Это носится в воздухе», текст Марцеллуса Шиффера, музыка Миши Шполянского[10] (позднее оба стали очень известными).
Моя песня стояла в самом начале ревю; следовательно, роль не очень важная, да ничего другого я и не ждала.
Действие происходило в универмаге. Песню я исполняла от имени женщины, жаждущей что-нибудь купить на распродаже, независимо от того, нужно ей это или нет.
Оркестр располагался в маленьком закутке перед, партером, поскольку это был драматический театр и не предназначался для ревю. За пианино сидел худой молодой человек. Он взял несколько аккордов и дал знак начинать. Тональность была высокой. Из моего горла вырвался жалкий детский звук, который, скорее, походил на хрип, нежели на голос.
